Кто-то дернул ее за рукав. Она оглянулась. Сквозь толпу проходила женщина с начищенным подносом, к которому был приклеен плакатик: «На елей». На подносе лежали смятые рублевки, трехрублевки, пятерки и горка мелочи.
Женщина потрясла подносом перед Асиными глазами. Ася отрицательно покачала головой.
— Креститься не крестишься, на колени не встаешь, на храм не жертвуешь? — спросила та тихим шепотом. — Зачем пришла?..
А потом вместе со всеми подхватила слово, которое в этот момент затянул хор: «Аллилуйя, аллилуйя, аллилуйя, аллилуйя...»
Ася стремительно пошла к выходу, но остановилась: увидела, что в правой части церкви перед такими же резными дверями, но поменьше появился тот старый поп со строгим лицом, одетый во все черное, который первым проходил по залу. Вокруг него собралось человек десять, и он начал им что-то говорить. «Проповедь!» — догадалась Ася и подошла поближе. И пока перед иконостасом в центре зала махали кадилом, пели и говорили непонятные слова, а за прилавком ссыпали в плетеную корзинку собранные деньги, старый поп в боковой части церкви говорил о внезапных болезнях и неожиданных несчастьях, о крушении поездов и землетрясениях и, строго воздевая руку, требовал, чтобы те, кто его слушает, ни в одном своем деле не загадывали далеко вперед, не строили планов, не обольщались надеждами, а смиренно просили по утрам у бога благополучия всего на один ближайший день.
Он привел пословицы: «Без бога не до порога», «Человек предполагает, а бог располагает», — потом рассказал случай с инженером, который написал жене, что приезжает с курорта в воскресенье, но не добавил «если богу будет угодно».
— И пришлось супруге увидеть мужа не здоровым на вокзале, а мертвым во гробе... А все потому, что человек этот в своей гордыне вообразил, что сам себе хозяин.
«Ну что он такое говорит! — так и хотелось крикнуть Асе. — Зачем он пугает тех, кто его слушает? И неужели кого-нибудь можно этим напугать? И почему нужно верить в бога, такого дотошного, мелочного и мстительного, что он убивает человека, не согласовавшего с ним срок приезда домой? Ну как вы можете все это слушать всерьез?..»
Но люди слушали попа. И женщины всхлипывали. Одна даже громко заплакала, запричитала. А голос попа, то строгий, то вкрадчивый, все шелестел и шелестел, пугая людей пословицами, житейскими случаями, евангельскими притчами. И все слова о смертях и о скорбях, о муках и болезнях вели к одному — к упрекам тем, кто посещает церковь от случая к случаю, а надо бы бывать в ней каждый день или хотя бы по воскресеньям...
И пока в одной части зала продолжали петь, креститься, вставать и снова бухаться на колени, а в другой слушать проповедь, Ася стояла у стены с высоко поднятой головой, чувствуя, что у нее на глазах появляются слезы стыда и гнева.
Значит, Павел будет не только махать кадилом и петь непонятные слова, он будет пугать людей бедами, смертями и несчастьями, чтобы заставить их ходить в церковь!
Ну нет, этого она ему не позволит!
Она здесь какой-нибудь час, а сколько раз уже вокруг нее спели и сказали, что люди должны вести тихое и безмолвное житие, пребывать в страхе и трепете! Бояться, бояться, бояться...
Хватит с нее! Этого она не желает больше слушать!
Ася пошла к выходу. За прилавком, над которым висел телефон, пересчитывала деньги дама в черной шляпке, с лицом старой жабы. Денег было много.
Зазвонил телефон. Дама за прилавком взяла трубку.
— Храм слушает, — ответила дама. — Нет, батюшка ждать не станет. Что значит нет машины? Хотите, чтобы приехал причащать, найдете машину» — властно сказала она. — У меня все. — Она положила трубку.
В первом маленьком зале на полу по-прежнему сидели старухи и среди них мальчик с парализованной ногой. Когда ему подавали милостыню, он кланялся и говорил:
— Дай вам бог! — и целовал монетку.
И Ася вдруг его узнала. Когда она в последний раз была в школьном пионерском лагере — ездила уже вожатой, — этот мальчик тоже был в лагере в отряде малышей.
— Что ты здесь делаешь? — спросила Ася, наклонившись к нему. — Почему ты просишь милостыню? Что с тобой?
Мальчик ничего не ответил. Нищенки зашипели на Асю и, плотно сдвинувшись, заслонили от нее мальчика.
— Пойдем со мной на улицу, — сказала Ася. — Там ты мне все объяснишь. — Она потянулась было к мальчику, чтобы взять его за руку и увести с собой, но он весь сжался.
— Тебе-то что?— сказал он и забился в угол.— Хочу и сижу.
На беду Ася никак не могла вспомнить, как его зовут.
— Что тут происходит? — спросил человек в длинной одежде вроде ночной рубахи, только из плотного материала. Из-под одежды внизу виднелись ботинки на толстой подошве, а сверху, у шеи, — грязноватая зефировая сорочка с вязаным галстуком.
Во время службы этот человек помогал попу, потом пел с хором, потом что-то говорил даме за прилавком, пересчитывая вместе с ней деньги.
— Что у вас делает этот мальчик? — спросила Ася. — Он школьник, нельзя ему тут сидеть, не может он быть нищим, — быстро и горячо сказала она. — Я хочу увести его отсюда к нему домой.
— Блаженны нищие, плачущие, кроткие, — ответил человек в одежде, похожей на ночную рубаху. — А вы, барышня, ступайте-ка, у нас здесь свои порядки.
— Отстань от меня! — крикнул мальчик. — Что она ко мне привязалась? — Его худая спина затряслась от плача.
— А вот мы сейчас батюшку позовем, — сказали старухи, — он тебе покажет, как в храме непорядок устраивать.
Ася растерянно вышла на улицу.
Она ведь хотела сделать как лучше. Но на паперти (Ася вдруг вспомнила, как называются ступеньки церкви) она остановилась. Уйти, оставив тут мальчика, который вместе с ней был в пионерском лагере, вместе с ней выходил по утрам на линейку, вместе с ней в день открытия лагеря сидел у пионерского костра? Но как снова войти внутрь? Что сказать мальчику? Как увести его оттуда?
Ася постояла на паперти в нерешительности. Нет, так сразу она ничего для мальчика сделать не сможет. Нужно с кем-нибудь посоветоваться. Ну, например, с Вадимом.
Ася быстро сбежала вниз. по ступеням и, не оглядываясь, пошла к воротам своей стремительной походкой и вдруг прямо перед собой увидела лицо Геннадия с высоко поднятыми изумленными бровями и приоткрытым ртом. Он словно бы хотел ее окликнуть, но на полуслове остановился.
Геннадий сидел в будочке чистильщика сапог прямо против ворот церкви и, пока чистильщик наводил блеск на его парадные туфли, объяснял ему принцип, на котором основана солнечная батарея спутника. И в это время он увидел, как из церкви выходит Ася.
Может, ему померещилось? Нет, не померещилось. Он хотел было крикнуть Асе: «Привет, Рыжик! Как помолилась?» — но промолчал, сам удивляясь своей выдержке. Вот, значит, почему она сказала, что будет занята утром! В церкви была! Геннадий присвистнул. Это открытие было посерьезнее, чем историк Вадим, от которого — Генка в этом был уверен — он Асю все равно, рано или поздно, уведет. А эту неожиданность надо было, обдумать по-настоящему.
— Вот, в общих чертах все, — сказал он чистильщику, прерывая на середине свои объяснения об устройстве солнечной батареи и расплачиваясь.
Он хотел было догнать Асю, но раздумал. Вечером они все равно увидятся, а сейчас он еще не готов к серьезному разговору. Подумать только, такой девчонке задурили голову, в церковь ее затянули!
Чего доброго, вечером, вместо того чтобы повести ее на улицу Горького есть мороженое и пить воду с сиропом или просто погулять с ней по городу и постараться при этом спросить: «Как ты ко мне в данный момент, Рыжик, относишься?» — придется ей объяснять, что бога нет.