— Привет, проходи.
— Смотри, что я принес, — сказал Сергей, когда они прошли в комнату, и развернул, держащий в руках сверток.
— Ой, прелесть какая. Клубника! И такая крупная! — девушка захлопала в ладоши.
— Сейчас устроим пир. Ты как любишь — со сметаной, с сахаром?
— Я люблю просто клубнику, просто натуральную клубничку.
— Натуральную клубничку? Посмотрим, посмотрим, — Сергей рассмеялся и на мгновение прижал девушку к себе.
Та вздрогнула, счастливым взглядом окатила мужчину и пошла в кухню за посудой.
— Господи, как хорошо, — девушка, счастливо улыбаясь, медленно положила себе крупную клубничину в рот, — абсолютный кайф!
Сергей и Инна сидели за столом и уплетали клубнику.
— Так где ты такую достал? Такой крупной сейчас на рынке не купишь.
— Мужчина я или не мужчина, — Сергей стукнул себя кулаком в грудь.
— Ох ты боже ж мой. Надо же — мужчина! Добытчик!
А кто ж. Мужчина — хозяин жизни, — шутливо сказал Сергей.
— Может вы, мужчины, и хозяева, но очень… — девушка сделала паузу, не спеша положила в рот клубничину, — хреновые. Вы даже своих женщин как следует, содержать не можете, тоже мне д–о–б-ы–тч–и-к-и.
— Трудно быть лидером в этой жизни…
— Ну, начинается. Вы все мужчины такие. Чуть что — начинаете плакать, как вам трудно, как мы, женщины, вас только и используем в своих интересах, и какие мы стервы.
Сергей и Инна улыбаясь друг другу, продолжали шуточно отстаивать каждый свой пол.
— В этом есть доля истины… — начал было мужчина.
И тут же получил в ответ.
— Да вы, мужчины, везунчики в этой жизни, а все равно плачетесь — как вам бедненьким трудно живется, а мы, женщины, вас не понимаем, не ценим и не жалеем. А если подумать — работу вам найти легче, вам не надо рожать и не надо заботиться о ребенке, когда вторая половина трусливо убегает. Вас не страшит перспектива остаться одному, когда тебе уже за сорок. Да что там говорить, вы даже писаете гордо — стоя!
— Ну, Иннушка, дала по мужской половине! Как ты сказала: «Вы даже писаете гордо — стоя!», — Сергей вместе с Инной расхохотался.
— И все же, вы женщины, хоть и слабый пол, но можете так нашего брата закрутит, что мы готовы ползать перед вами на коленях.
— А для этого ума много не надо, намного меньше, чем для того, что бы выдрессировать, например, собаку.
— Ну, ты уж слишком… — Сергей не успел закончить фразу.
— Именно так, Сереженька. Призывно улыбнешься, кокетливо стрельнешь глазками, пройдешься, покачивая бедрами. Все! Мужик твой! Можешь упаковывать его в косметичку.
— Значит и меня, вот так — в косметичку, — спросил Сергей.
— Тебя? Тебя нет. Ты у нас особенный. Тебя бедрами не возьмешь. Ты бедроустойчивый!
— А чем же меня возьмешь?
Девушка посмотрела на мужчину, прищурила глаза, взяла одну ягоду клубники, откусила половину:
— Тебя и клубничкой не возьмешь, — девушка второй половиной ягоды потерла свои губы, — тебя возьмешь… — Инна встала и подошла к замершему на стуле мужчине, нагнулась над ним и провела той же половинкой ягоды по его губам, — тебя возьмешь… любовью… — две пары губ слились в сладком поцелуе.
Потом две пары глаз, почти в упор смотрели друг на друга.
— Сережа, скоро Новый Год, — женские губы почти касались мужских.
— Да, милая, скоро Новый Год, — мужчина сидел, боясь пошевельнуться, боясь, что вдруг исчезнет этот прекрасный миг и, сладко–мучительно не впуская в себя уверенность в то, что сейчас произойдет между ним и девушкой.
— Сережа, подари мне елочку, — горячие женские губы оглушающе прошелестели у уха мужчины.
— Елочку? — Сергей своим лицом прижался к лицу Инны.
— Да. Ты знаешь мне никто после смерти мамы не дарил елочки, — по детски жалобно, произнесла девушка.
Словно вихрь эти слова, эта интонация, этот голос ворвался в мозг Сергея. Ворвался и вымел все оттуда. Вымел все — священника, Таню, Бога…
— Иннушка, конечно я подарю тебе елочку, — сильные руки мужчины подхватили девушку. — Ты сама у меня как елочка — стройная, высокая…
Кровать услужливо прогнулась, принимая два тела, на ковер упала сброшенная одежда…
Теперь для двоих людей, находящихся в обычной, стандартной квартире обычного панельного дома в обычном городском районе остановилось время. Вернее для них начался отсчет другого времени — времени любви и счастья, человеческого, наполненного горячей кровью, плотского счастья. Они были одни — отделенные от всех бетоном стен, высотой этажа и темнотой ночи. Их счастью не мог сейчас помешать никто — ни Бог, ни Дьявол, ни друзья и знакомые, ни любопытные соседи. Кот Барсик и тот деликатно удалился в другую комнату.