Священник вышел к алтарю. Перед ним стояла толпа прихожан. Пожилые мужчины и женщины, старушки, кое–где молодые люди стояли и кротко смотрели на него. «Вон у той женщины погиб сын и ушел муж, а эта ссохшаяся женщина неизлечимо больна… как моя Танечка, а у этой девчушки вся семья пьет — мать, отец, старший брат. И однажды этот братик проиграл ее в карты своему собутыльнику… Все они пришли к Богу, пришли просить защиты у Него от этого мерзкого мира. Мира, где нет любви, теплоты, где властвуют жестокость, холод и агрессия. А если у них все было хорошо, пришли бы они к Господу? И вообще, есть ли человек, который, будучи счастлив и не верит Бога, пришел бы к нему? Неужто только горе, беда приближает человека к Господу?». Священник отогнал от себя эту мысль, дабы даже в мыслях не произносить очевидный ответ.
Вьюга неистовствовала на окраине города, стегая по всему, что хоть немого возвышалось над землей — дома, деревья и, конечно, людей. А по небу, которое к этому времени превратилось из грязно–серого в почти черное, все ползли и ползли темные тучи — стихия готовилась овладеть центром города. На купол церкви, на гордо возвышающийся крест упали первые снежинки.
— Братья и сестры, давайте сегодня поговорим о таком прекрасном чувстве, которым наделил нас Господь, как любовь, — неожиданно вырвалось у отца Сергия. «Причем тут любовь? Я же сегодня хотел с ними говорить о заповеди: «Не укради», — мелькнуло у него в голове. Но слова сами, казалось без всякого его участия, вырывались из его уст: «Бог есть любовь» (27), — учит нас Слово Божие. В первом послании к коринфянам апостол Павел пишет о любви так: «Если имею дар пророчества, и знаю все тайны, и имею всякое познание и всю веру, так что могу и горы переставлять, а не имею любви, то я ничто…» (28), — глубокий, грудной голос священника звучал под сводами церкви, пытаясь влезть в этих старых и молодых, здоровых и больных, захлебывающихся в повседневной серой суете людей. Перед ним смиренно стояли старухи, благостно смотрящие на него слезящимися глазами на сморщенных лицах, редкие, скромно одетые молодые люди. «Все правильно — «не укради» не для них, — мелькнуло в голове священника, — им просто даже нечего красть. Место и у так небогатого государственного пирога занято более другими — более наглыми, более энергичными и, иногда, более умными особями. А те вот так в церковь не ходят. Они появляются тут, когда закатывают пышные венчания либо отпевания, — и тут же ему вспомнились похороны Григория Князева, вспомнился респектабельный, а потому вдвойне отвратительный Гришкин брат, вспомнились его руки, чинно сложенные на животе, с короткими толстыми пальцами, покрытыми рыжеватыми волосами. «И эти пальцы хотят касаться Инниного тела, тела его Елки», — что–то тревожное запало в душу, неприятно тренькнуло сердце. Чувство ненависти резко заполнило его: «Жаль, что не только похороны приводят их сюда». А между тем одухотворенные слова возносились к куполу церкви:
— Любовь — это сущность учения Иисуса Христа. Иисус сказал: «Возлюби Господа твоего всем сердцем твоим, и всею душою твоею и всем разумением твоим».
«Инка моя, что ты сейчас делаешь? как только закончу проповедь и сразу к тебе».
«Боже, помоги», — распятая двумя парами потных рук, с ужасом и отвращением чувствуя, как срывается с нее одежда девушка, оглушенная ревом музыки, извергающейся из магнитофона и забивающей все остальные звуки, обратилась к Могущественному Покровителю. И неожиданно вспомнилось: «К сожалению, для многих Бог — своего рода последний–припоследний запасной парашют в том прыжке, который называется жизнь. Когда основной парашют то ли не раскроется, то ли порвется, человек рвет кольцо этого парашюта». Но что–то не раскрывался для Инны ее этот самый последний запасной парашют — насильник все также яростно продолжал делать свое дело. И осенило ужасное: «Не поможет Он мне. Я не сдержала слово — согрешила. Но почему согрешила? Я же не за деньги. И ведь и я, и он были вместе счастливы. А если оба счастливы — то какой же это грех? Неужели для Тебя, Господи, обычное людское счастье это грех»?
…Затрещал и разорвался бюстгальтер…
— Сволочь, ненавижу, будь ты проклят…
— …Это есть первая и наибольшая заповедь. Вторая же, подобная ей: «Возлюби ближнего, как самого себя».