– Теперь я понимаю этих теток с тачками на колесиках, – скрипела Тая, то и дело останавливаясь передохнуть. – Пока до дому дойдем, руки до земли вытянулся, как у орангутангов.
– Тут придется выбирать, или брать понемногу, но ходить часто или нахапать побольше и пару дней не высовываться. Идем уже, хватит прохлаждаться.
На полпути, посреди дачного поселка у Таи лопнул один пакет, консервы и «Дошираки» весело вывалились на дорогу.
– Говно вонючее! – изрекла прекрасная дама и бросилась собирать продукты.
Я поставила свой багаж в траву и стала ей помогать.
– Сен, ты глянь лучше, пакет насмерть умер или его еще можно завязать?
Пакет «умер насмерть».
– Как же мы это все дотащим? – Тая сложила банки и упаковки с лапшей аккуратной горкой.
– Давай по другим пакетам распихаем.
– Смотри сколько тут всего, остальные полопаются.
– Можно предложить свою помощь?
Мы обернулись. От ближайшего дома отделился наш знакомый Юрий, он шел с авоськой в руках.
– Ой, как вы кстати, – обрадовалась Тая. – А у нас тут видите, какая катастрофа приключилась.
– Да разве ж это катастрофа? – улыбнулся он, присел на корточки и принялся собирать нашу еду.
И я подумала, что, наверное, зря мы с ним так… да еще и пыльной тряпкой… В авоську уместилось всё, и Юрий взялся проводить нас до дома. Мы с удовольствием сбагрили ему практически всю поклажу и налегке направились дальше, едва ли не посвистывая от удовольствия.
Приглашение на кофе-чай было само собой разумеющимся. Пока Тая выгружала и раскладывала покупки, я бойко растапливала печь, сожалея, что от «Непознанного мира» осталось всего две страницы. Юрия усадили на стул, принесенный из комнаты.
– А вы чего не на работе, вроде же будний день, – как бы промежду прочим поинтересовалась Тая, загружая «Дошираки» в навесной шкафчик.
– Отпуск еще догуливаю. Может вам помочь?
Вопрос адресовался мне.
– Что вы, что вы, сама отлично справлюсь.
Стоя на коленях, я усердно дула на тлеющие щепки и газетные комки, искренне опасаясь треснуть пополам от таких мощных дыхательных упражнений.
– Жаль, тепла на всю ночь не хватает, – Тая принялась заставлять шкафчик банками, – под утро холод собачий.
– А вы задвижку закрываете?
– А вы не знаете разве, что происходит, если ее закрыть? – ехидно осведомилась ядовитая Тая. – Дым валит прямиком в жилое помещение.
– Ее надо закрывать, когда дрова прогорают, тогда дым уже не идет, а печь долго сохраняет тепло и не остывает.
Мы изумились таким тонкостям и поблагодарили за ценную информацию.
– Можно спросить, а о чем пишут такие очаровательные дачницы?
Я так и замерла с надутыми щеками.
– А что, – произнесла зловеще медленно Тая, – мы разве вам успели рассказать о своих профессиях?
И я поняла, что, невзирая на свою матерую интуицию, подсказавшую, что «дядя чист», она была начеку и продолжала его подозревать.
– Да вся округа уже знает о писательницах из Москвы, – рассмеялся Юрий. – Один я до сих пор не в курсе, как вас зовут.
– Сена и Тая.
– Очень приятно. Какое необычное имя – Сена.
И мне пришлось в миллионный раз рассказывать историю своего необычного имени.
В печи, наконец-то, затрещали дрова, и я закрыла заслонку, оставалось дождаться, когда же раскалятся «блины», чтобы можно было вскипятить воду. Поздноватенькое чаепитие у нас получалось, однако.
– Так о чем же вы пишите? – не унимался Юрий.
– Да так, – Тая, наконец, закончила рассортировывать покупки, – стихи, сонеты, эссе разнообразные.
И я подумала, что зря она это сказала, вдруг попросит что-нибудь продекламировать, а у меня в голове крутилась одна единственная, одинокая строчка: «Утро красит нежным светом стены древнего Кремля», а что такое «эссе», я вообще, к своему журналистскому стыду не знала.
– А из прозы – рассказы, – продолжала свое вранье Таисия Михайловна, – короткие, длинные, средние, а теперь вот хотим взяться за масштабное произведение.
– Искусства, – добавила я, осторожно трогая «блин». Он достаточно уже нагрелся, можно было ставить воду.
Юрий отказался от кофе, попросив чаю. Вскоре на столе уже дымились пластиковые стаканчики и томилась залитая кипятком лапша.
– А о чем будет масштабное произведение? – он аккуратно размешивал сахар пластиковой ложечкой.
– Да так, – скромно пожала плечами Тая, жадно тыкая алюминиевой мордухинской ложкой в лапшу, чтобы она быстрее раскисла, – о Боге.
– Надо же, какую непростую тему вы взяли, – Юрий извлек из стаканчика чайный пакетик и огляделся, не зная, куда его пристроить. – И о каком же Боге?
– А их что, много? – Тая полезла под стол за пакетом, приспособленном под мусор, вытащила его и протянула Юрию.
– О разнообразных богах, – поспешно встряла я, – хотим объединить множественные божественные начала в одно.
– Вот-вот, – закивала подруга, принимая мусорный мешок обратно, – найти, так сказать, среднее арифметическое.
Я очень хотела, чтобы она заглохла хотя бы не на долго, ибо боялась, что Тайка наглупит чего-нибудь непоправимого.
– Это очень интересно, – Юрий цедил свой бледный чай, которому он не дал толком завариться, – но каких богов все-таки берете? Православных? Католических?
По выражению Таюхиного лица я поняла, что она собирается спросить: «А, что, есть разница?», поэтому быстренько засигнализировала ей всеми глазами, посылая предупреждения на «мозговой пейджер». К счастью, «пейджер» не был отключен, и Тая, глядя на Юрия красивыми невинными глазами полной дуры с подозрением на шизофрению, выдала:
– Иегову, харе ему Кришна, Аллах акбар. Вы извините, но сейчас у нас по расписанию творческий час, идем творить, а то вдохновение улетучится.
– Да, да, спасибо за чай, – он поднялся со стула, – заходите вечером ко мне в гости, я с удовольствием послушаю ваши стихи.
– Непременно.
Скалясь в улыбках, мы выпроводили дорогого гостя и заперли за ним сначала калитку, а потом еще и дверь. Может, он, конечно, и хороший человек, но мало ли, осторожность не помешает.
Глава семнадцатая
– Тая, зачем ты, дура, сказала ему, что мы пишем стихи?
– Ну, ты же пишешь, вот иди, садись и пиши.
– Тая! Это было сто лет назад и то от большой любви! Я даже не помню, чего я там кропала, а Юрий уже ждет нас на творческий вечер! Считай, что мы уже погорели по полной программе! И чего ты там несла про Иегову?
– Да ладно тебе, он все равно ничего не понял. Иди стихи пиши, до вечера еще есть время.
– Ты думаешь, это так легко? Вот так взял и написал? Это письмо другу можно сесть и начирикать, а для стихов требуется талант и вдохновение.
– Я тебе шампанское открою, идет?
– Идет.
Из сумочки я извлекла ручку, принесла из кухни стул, уселась за стол с печатной машинкой. Пододвинув поближе стопку бумаг, я принялась морщить лоб, разогревая мозг и собирая в кучку интеллект. В машинке торчал листок с унылым вопросом: «Есть ли Бог?», это малость раздражало и отвлекало от поставленной задачи. На кухне взвизгнула Тая, следом хлопнула пробка, вылетевшая из бутылки. Я не могла не оценить ее подвига, потому что обе одинаково боялись это делать.
– Вот, пожалте, мусье Пушкин, – подруга примостила на край стола стакан, пепельницу и пачку моих сигарет, бутылку же поставила на пол, – приятного творчества.
И собралась уходить.
– Стой, куда это ты? Будешь мне сейчас идеи подкидывать.
– Сеночка, – скривилась Тая, – я вообще не умею складывать слова в столбик, я тебе только глупости ерундовые могу подкинуть, они тебя вообще с толку собьют.
– Ну, хоть бы что-нибудь, – ныла я, глотая противное теплое шампанское, – хоть оттолкнуться от чего-то. Неужели у тебя в голове ни одной поэтической строчки не крутится? Не может такого быть!