Последний человек скрылся в избе, округа опустела. Ирину я не заметила, хотя вполне могла ее просто не узнать в такой одежде.
– Чего там происходит? – приподнялась на локтях подруга.
– Ничего, зашли в дом, должно быть это молельня или что-то вроде этого.
– Потом, видать, ужинать пойдут, а там и наша очередь подойдет. Так есть хочется, аж скулы сводит, бутерброды просвистели как-то незаметно.
– Худеть вам, барыня, надобно, худеть.
– Да ну, сколько той жизни осталось, – она перевернулась на бок, – и так удовольствий никаких, так еще и в еде себе отказывать. А за стеной там все бубнят и бубнят, жаль, что никак не подслушать, даже балкона нет. Скукатища… чем бы заняться?
– Мы смертельно уставшие грибники, чем еще мы можем заниматься кроме долгожданного отдыха? Пойти и спросить, есть ли у них тут бильярд? Давай поспим.
На этот счет Тайку не надо было долго уговаривать, через пару минут она уже вовсю насвистывала курносой носопырой.
Проснулась я, как по тревоге, без пяти девять.
– Тая! Вставай! Хен де хох, рашин зольдатен!
Зевая и хлопая ресницами, она нехотя сползла с кровати.
– Давай, давай, скорее шевелись, а то нам вообще ничего не достанется, всё святые слопают.
Находясь в тылу врага, мы предпочитали не расставаться со звукозаписывающей и фотографирующей техникой, на Тайкиной шее болтался фотоаппарат, у меня под свитером на таком же шнурке притаился диктофон.
– Слушай, что у тебя под штанами надето?
– А в чем дело?
– Такой шорох стоит – караул.
– Там у меня колготки и носки.
– Может, ты снимешь штаны и пойдешь в колготах?
– Они у меня черные и прозрачные. Нет, я конечно же, могу…
– Иди и шурши, – вздохнула я.
Никого не встретив, мы спустились вниз. Послушников уже не было, «святые сестры» убирали со столов посуду. Увидев нас, они заулыбались, опять сказали: «Бог к вам!» и попросили присаживаться. Мы примостились с краю, у лестницы, ожидая, чем же нас угостят. Молодая женщина в платке принесла поднос и поставила перед нами тарелки с манной кашей и стаканы все с тем же сухофруктовым компотом. И душа моя зарыдала кровавыми слезами. Тая смотрела на эти кулинарные изыски с таким выражением лица, будто ей подали тарелку шевелящихся опарышей.
– Сделай лицо попроще, пожалуйста, – шепнула я ей. – Неужто ты не любишь манную кашку? Поверить невозможно.
От взгляда, коим меня наградила любимая подруга, я должна была тут же обратиться в дорожный камень с нецензурными надписями, но отчего-то осталась жить.
Поковыряв ложками в тарелках, мы принялись цедить вонючий компот, в надежде хоть чуточку унять сосущее чувство голода.
– Чего не кушаете? – подошла к нам все та же молодая женщина в платке.
– Да мы так устали, что и кусок в горло не лезет, – промямлила Тая.
– Убирать?
– Угу.
Пока она не успела уйти, я успела вставить пару фраз о том, как сильно мы успели заинтересоваться их религией, обчитавшись духовной литературы.
– Да, это так интересно, – поддакнула Тая, – и просто для понимания.
– Истинная истина всегда проста для понимания, – важно изрекла женщина и отчалила с нашими тарелками в пищеблок. Мы допили компот, но уходить не спешили, встали, прошлись туда-сюда, будто прогуливались за разговорами, и увидали дверь, за которой скрывались тетеньки с подносами. Напрашивался логический вывод, что там кухня. На этой двери и впрямь не было замочной скважины, только простая круглая ручка.
– Идем наверх?
Я кивнула.
Нарочито медленно мы стали взбираться по ступеням, надеясь хоть кого-нибудь встретить, но нам не повезло – ни на одну личность не натолкнулись.
От зверского чувства голода мы мучались часов до одиннадцати.
– Я готова уже сырые грибы жрать, – стонала Тая. – Давай вино допьем?
– На голодный желудок нас мгновенно развезет, а нам не следует расслабляться в таком месте.
– Но что же делать? – Тая заломила руки, будто играла в пьесе Шекспира. – Я невыносимо хочу есть!
Да, богатые кислородом прогулки по лесу, разожгли в нас первобытный жор…
– Могу съесть манную кашу с чужой грязной тарелки! Честное слово могу!
Дело принимало серьезный оборот.
– Снимай штаны.
– Чего?
– Снимай, говорю, свои музыкальные штаны и пойдем на кухню, наверняка там что-нибудь съедобное осталось.
– Я тебя люблю, Сенчурия!
Тайка поспешно стянула штаны, оставшись в колготках и ботинках, с торчащими из них полосатыми носками. Свитер аккурат прикрывал ее объемную попу, так что выглядела подруга вполне пристойно.
Крадучись мы миновали коридор и спустились на первый этаж. Над верхушками елей нависла яркая полная луна, она, словно прожектор на сторожевой вышке светила прямо в окна. Мы прокрались к двери, ведущей в пищеблок и прислушались.
– Вроде никого, – шепнула Тая и осторожно приоткрыла дверь.
Лунного света вполне хватало на то, чтобы без усилий рассмотреть интерьер: две больших электрических плиты, длинный разделочный стол, какие-то ящики, коробки… и здоровенная холодильная камера в углу. Не долго думая, мы направились к ней.
– Надеюсь, там не трупы? – глупо хихикнула Тая, берясь за металлическую ручку.
– Я сейчас тебе по башке дам чем-нибудь тяжелым и будут трупы.
– Ну, я же пошутила, а ты прям сразу в драку.
Тайка потянула за ручку и заглянула в холодильное нутро, первое, что бросилось в глаза – полбатона варёнки. Тая схватила его и, урча, как голодная кошка, собралась уже вцепиться зубами в розовое колбасное тельце.
– Погоди, так сильно заметно будет, надо ножом отрезать.
Я направилась к разделочным столам в поисках колюще-режущих предметов. Поравнявшись с приоткрытой дверью, я вдруг услыхала отдаленные голоса и мгновенно взмокла от страха.
– Тая! – метнулась я к подруге. – Бросай колбасу! Там кто-то идет!
Тая изумленно смотрела на меня круглыми глазами: как это – бросай колбасу? Я выхватила продукт из ее хищных лап и метнула обратно в холодильник, после огляделась по сторонам. Спрятаться в пищеблоке было негде, а голоса приближались.
– За мной.
Я схватила за руку голодную Таиску и поволокла в трапезную.
– Ты куда это? – тормозила колбасница процесс побега.
У последнего стола в самом дальнем углу, я затормозила.
– Лезь под стол!
– Чего?
– Лезь под стол, задница! Быстро!
Пинками помогая подруге двигаться скорей, я полезла в убежище. Не успели мы толком укомплектоваться, как голоса раздались уже непосредственно в трапезной.
– Фух, ну и день, – сказал некто, – устал, даже руки дрожат.
– Ничего, сейчас расслабимся, – ответил чуть хрипловатый голос. – Занавески-то задерни.
Послышался характерный звук. Загорелся свет. К счастью, включили его только в центральной части помещения, наш угол так и остался в темноте. Уставший гражданин с дрожащими руками и обладатель хрипловатого голоса ушли в пищеблок и вернулись оттуда минут через пять, звеня стаканами и тарелками.
– Коньяка приличного не нашел, бренди взял, Метаксу, ничего?
– Пойдет. Колбаса так себе, я больше салями люблю.
– Зато сыр отменный, домашний.
Тайка судорожно сглотнула слюну.
Они присели за стол друг напротив друга, нам были видны только ноги, одни в черных брюках, другие в синих джинсах.
– Давай за всё.
Звякнули стаканы. Через пару секунд хрипловатый голос произнес:
– Хорошо. Значит, говоришь, подходят как нельзя лучше?
– Да, девчонки сущий клад.
Я посмотрела на Таю, она осторожно, дабы не произвести ни малейшего шума, вытягивала из-под свитера диктофон.
– Дуры набитые, – продолжал голос, – но с амбициями непомерными, самое оно.
– Писательницы, говоришь?
– Ага, хреновы. Графоманки, каких свет не видывал, а все туда же, книгу о Боге собрались строчить, идиотки.
Зажмурившись, Тайка нажала на запись и пленка пошла.
– Говоришь, сироты?