– Хорошо, принято, жду план мероприятий к обеду.
Времени он, конечно, давал в обрез, но и ничего сверхъестественного не требовал. Переписать рапорт по Ирине, зайти в первый отдел, завести новую папку с именем-фамилией на обложке, потом заполнить почти стандартный бланк, в котором перечислить последовательность своих действий, оставить его у помощника, дождаться визы. И действовать.
Честно говоря, я уже не ждал, что Денисов будет обсуждать со мной мой проект про иноагентов. Мы проговорили битый час, а уделять столько времени рядовому сотруднику было не в его правилах – обыкновенно он лишь выслушивал короткие рапорты и раздавал указания, и этого хватало, чтобы достаточно хорошо руководить отделом. Я думал, что после разрешения вопроса с Морозовым мне кинут короткое «свободен» – и оставят на некоторое время в недоумении. Ведь я возлагал на иноагентов серьезные надежды – в случае, если эта идея окажется востребованной, меня ждало, как минимум, внеочередное звание и премия или даже что погуще, несравнимое с любыми плюшками, которые мне могли принести разработки Ирины или даже Морозова.
Но Денисов не торопился отпускать меня. Он снова начал раскладывать пасьянс из моих записей, и я мысленно предположил, что следующим блюдом в этой вечерней трапезе окажутся те мероприятия, которые должны были раскрыть источники финансирования нынешней несистемной оппозиции. Впрочем, там ничего особенного не было – негласные указания имеющимся агентам, которым предстояло теперь следить ещё и за тем, сколько денег тратят наши диссиденты, как это бьется с их официальными доходами. Ещё я предлагал привлечь Первое главное управление КГБ и его легальную резидентуру в западных странах – пусть периодически ходят по книжным и смотрят новинки эмигрантских изданий; в принципе, эту работу можно было заменить на простую подписку, например, на журнал «Посев», но у меня были сомнения, что в «Посеве» сидят идиоты, которые сами будут присылать новые номера в советское посольство.
В общем, нам нужна была информация – выходит, допустим, у Солженицына книга на Западе, а мы уже имеем представление о примерном уровне его доходов и можем отследить различные флуктуации. Работа не самая интеллектуальная, нужно перерывать гору информации в попытках добыть нужное – и не факт, что таким путем вообще получится что-либо узнать. Но если легализация западных гонораров существует, то рано или поздно в эту сеть попадется кто-то осведомленный, с кем уже можно работать более плотно. Зато мы с Максом имели бы занятие на несколько ближайших лет и становились бы чем-то вроде центра обширной паутины с весьма серьезными возможностями. В общем, как в анекдоте – не догоню, так хоть согреюсь.
Но нет. Денисов отложил листок с планом в сторону и продолжил перебирать оставшиеся три страницы. Молчание становилось совсем тяжелым, я уже собирался спросить о Максе, который наверняка сидел в нашем кабинете и нервничал. Не успел.
Зазвонил телефон, Денисов быстро схватил трубку, послушал – положил трубку, не говоря ни слова. Потом снова перетасовал мои письмена и отложил их в сторону. А сам уставился на дверь. Я тоже повернулся в ту сторону – и вовремя.
Дверь в кабинет распахнулась, и в помещение вошел генерал-майор Филипп Денисович Бобков – почти всемогущий начальник Пятого главного управления КГБ СССР и наш с Денисовым начальник по функциональности. Вслед за ним шел Алидин – наш непосредственный и прямой начальник.
– Здравствуйте, товарищи, – веско сказал Бобков. – Прошу прощения за опоздание, дела.
– Здравствуйте, товарищ генерал! – ответили мы с Денисовым – почти хором и уже стоя.
Я и сам не заметил, как оказался на ногах, хотя выбираться из-за приставного стола в кабинете нашего полковника – та ещё задачка.
– Вольно, вольно, – Бобков махнул рукой. – Давайте не будем терять времени. Виктор Иванович, – он повернулся к Алидину, – здесь останемся или к вам?
Оба генерала со скепсисом оглядели кабинет Денисова. Тот заметно порозовел.
– Думаю, здесь, Филипп Денисович. Как вы говорите – не будем терять времени на бессмысленную ходьбу.
– Договорились.
Бобков подошел к приставному столу, сам отодвинул стул и уселся напротив меня. Алидин сел рядом с ним – то ли не захотел сгонять меня, то ли по другим соображениям. Но памятью Орехова я помнил, что он вообще был чужд заведенным правилам – а ведь подавляющее большинство начальников считали порядок рассадки очень важным фактором. Вслед за ними важным его считали и наши потенциальные противники, которые постоянно пытались угадать будущее СССР по расположению членов Политбюро на Мавзолее.
Бобков посмотрел на меня снизу вверх.
– Это вы – старший лейтенант Орехов?
– Так точно, товарищ генерал!
– Ну-ну, не тянись. Садись, поговорим. И вы тоже, Юрий Владимирович, нечего тут в армию играть.
Я вернулся за стол и почувствовал, что меня немного потряхивает. Моя затея завела меня очень далеко и высоко, и падать с этой высоты будет смертельно больно. Тем не менее, я втайне гордился тем, чего сумел добиться за считанные дни и мысленно готовил дырку под четвертую звездочку на погонах парадного кителя, пусть и надевал его лишь по великим праздникам.
Но вопрос генерала вернул меня с небес на грешную землю.
– Виктор, что за история с вербовкой, которую затеяли в отношении вас наши враги?
[1] 31 декабря 1971 года Брежнев действительно впервые поздравил советский народ с Новым годом в прямом эфире – это был набор обычных клише того времени (повышение удоев, выплавки стали и мира во всем мире), ограниченный лишь телевизионным форматом. Сама традиция в целом прижилась, но странно – на следующий год, например, зрителей поздравлял Председатель Президиума Верховного Совета СССР Николай Подгорный. В последующем члены Политбюро так и менялись, Брежнев выступил ещё пару раз ближе к концу 1970-х. В перестройку эта традиция почти превратилась в какой-то «Камеди Клаб» – в 1991-м поздравляющим был сатирик Михаил Задорнов, и лишь позже всё устаканилось: эту обязанность возложили на президента России.
Глава 6. «Детские игры с названьями старыми»
На углу улицы Дзержинского и Кузнецкого моста я решительно свернул на брусчатку, хотя обычно не любил ходить по ней – по гладкому асфальту передвигаться было проще и комфортнее. К одному из старинных домов приткнулся табачный киоск, и я подошел к нему, чтобы в растерянности побродить глазами по ассортименту. Орехов не курил, я в своей первой жизни – тоже. Но сейчас мне надо было либо выпить, либо закурить – впрочем, ни в том, ни в другом я ещё не был уверен.
Два часа – столько генералы и примкнувший к ним полковник расспрашивали меня про Ирину и наш разговор, состоявшийся четыре дня назад. Они умели задавать вопросы, чувствовалась большая практика бесед с врагами народа, да и мне скрывать было нечего – только что разочарование от того, что темой этой беседы стала не моя идея об иноагентстве, а проходной эпизод из моей обыденной работы, который, на мой взгляд, яйца выеденного не стоил. Спустя два часа два генерала и один полковник знали всё про Ирину, наши с ней отношения и обстоятельства знакомства. Они знали, сколько раз мы оказывались в постели, о чем беседовали до и после половых актов, что она любила из еды, а что – ненавидела, как воспринимала различные запахи, а также как часто я дарил ей цветы.