Но сам всё же задумался. Билетная мафия вокруг театров в это время уже существовала, и зарабатывали её члены очень неплохие по советским меркам деньги. К тому же обладание дефицитным товаром позволяло им в каком-то смысле влиять на молодежь – например, какие-то студенты столичных вузов могли пойти на многое ради приобретения заветных билетиков. И ещё – это действительно была мафия, с распределенной структурой, которую просто так не вскроешь, а попасть в её ряды нашим оперативникам было практически невозможно. Вычисляли на дальних подступах и обрубали все концы. Я мысленно сделал зарубку подумать ещё и об этой проблеме – хотя там завязаны администраторы и директора самих театров, а эта публика просто так такую кормушку не отдаст. Но вряд ли эта идея получит развитие. Моё начальство не рискнет санкционировать небольшую войну в самом центре столицы.
***
В театре было людно, суетно и душно, и я быстро понял, что фанатом театрального искусства мне не стать. Но мы с Ниной сумели отстоять очередь в гардероб, где я безропотно заплатил рубль за бинокль, хотя он был нам не нужен абсолютно – билеты от Андропова были на первый ряд, с которого возможно рассмотреть всё, не прибегая к услугам оптики сомнительного качества. Но к биноклю прилагалась опция получить вещи без очереди – и мне показалось, что она стоила потраченных денег. Правда, через три часа нам предстояло выяснить на практике, как тут работают прописанные в местных инструкциях правила.
Очередь в буфете продвигалась быстро. Продавщицы своё дело знали туго, и я понимал причину их спешки – им нужно было за какой-то час сделать дневную выручку, и, желательно, с превышением плана. Никаких касс, одна голая наличка; ещё один способ пополнения карманов местных директоров и администраторов – а, возможно, и всесильного худрука, ведь на одних постановочных гонорарах далеко не уедешь. Я с тоской вспомнил, как в будущем писаки обсуждали суровость советских законов и неотвратимость наказания за их нарушение. Этих писак надо бы сюда, в этот буфет, чтобы они потом проследили весь путь мятых рублей, которыми посетители расплачивались за выдохшееся шампанское, разбавленное пиво и черствые пирожные-бизе.
Я незаметно встряхнул головой, чтобы выбросить любые мысли о работе.
– Что будешь пить? Шампанское, лимонад, водка? – спросил я у Нины.
Она затравленно оглядела скудный ассортимент.
– Я... эм... не знаю... у меня нет денег на это... – выдавила она. – И вы... ты так и не сказал, сколько я должна заплатить за билет.
– Нина, ну не здесь же это обсуждать, – с осуждением сказал я. – А угощение – считай это бонусом к билету. Не думаю, что мне понравится смотреть, как ты сглатываешь слюну, пока я ем здешние пирожные, так что это что-то вроде вложения в моё хорошее настроение.
– Да? – в её голосе явно читалось сомнение. – Ну... тогда... тогда возьми на свой вкус.
Мой вкус, я надеялся, её порадовал. Среди прочего я углядел в ярко оформленном прейскуранте некий напиток под названием «Коктейль «Маргарита» за полтора рубля – и немедленно его заказал. Продавщица поморщилась, но быстро смешала нам парочку – безо всяких шейкеров и прочего барахла. В составе этой «Маргариты» было обычное белое вино, что-то сладко-газированное и какой-то ягодный сироп, и я решил, что от такой смеси Нину не развезет на середине сеанса, как могло бы от коварного шампанского или той же водки. Ну и несколько бутербродов с копченой колбасой тоже взял – они уже подвяли, но выглядели съедобно.
Каким-то чудом мы нашли свободный столик, чокнулись – «за знакомство», – и за нехитрым ужином я узнал, что Нина учится аж на третьем курсе, а после окончания своего пищевого института собирается работать на комбинате имени Микояна.
– А ты где работаешь? – после коктейля она пришла в гармонию с миром и перестала сбиваться на «вы».
– В институте одном, вряд ли ты знаешь.
– А занимаешься там чем? Или всё очень секретно?
– Нет, почему же обязательно секретно, – усмехнулся я. – Просто скучно для посторонних. Расчеты, подсчеты, проверки, переделки... Но иначе не выяснить, что такое счастье и что такое смысл жизни.
Цитату из Стругацких Нина не узнала, но глубокомысленно кивнула.
– Понимаю... А билеты откуда?
– Разыгрывали через профсоюз, и мне в кои-то веки повезло, – выдал я подготовленный ответ. – Ни разу даже в моментальную лотерею ничего не выигрывал, а тут такое! Знала бы ты, как на меня наши театралы смотрели. Тройную цену предлагали, но я не сдался.
– Вот как? – на меня посмотрели с недоверием. – А почему один тогда? Обычно сюда только парочки ходят...
Попытка выяснить моё семейное положение была такой откровенной, что я даже слегка растерялся.
– И я так планировал, но судьбе обычно плевать на наши планы, – туманно ответил я. – Или ей вдруг захотелось, чтобы этот спектакль увидела студентка пищевого института Нина.
Девушка снова порозовела – правда, теперь румянец на её щеках был не так хорошо заметен. Она уже отогрелась, да и порция алкоголя, пусть и небольшая, сделала своё дело.
***
– В институте, говоришь, разыгрывали... – прошипела Нина мне в ухо, когда я провел её к нашим местам.
– В институте, – подтвердил я и снова повторил: – Повезло же, говорю, и тройную цену давали. А вообще – не бери в голову. Спектакль-то уже начался...
– Как? – она отчаянно завертела головой. – Шутишь?
– Нисколько. Вон туда посмотри, – и указал на левую стенку зала, рядом с закрытой занавесом сценой.
Там стоял стул, а на стуле сидел невзрачный человек, одетый в черные джинсы и черный свитер. На коленях у человека лежала гитара, и он поглаживал деку, иногда задевая струны – звука в гуле толпы слышно не было, но мы сидели недалеко, и я видел их вибрации. Знакомое лицо с чуть грубоватым профилем и привычной прической с челкой, глаза бегают туда-сюда, вслед за зрителями, которые неспешно заходят в зал и занимают свои места.
Думаю, он и нас с Ниной также проводил взглядом, тут же переключившись на других людей – сегодня в Таганке был аншлаг. Впрочем, последние лет восемь тут всегда был аншлаг.
– Это жемфш...
Я успел закрыть Нине рот до того, как её голос набрал силу.
– Нина, – осуждающе сказал я. – Не стоит вопить на весь зал и портить задумку режиссера и артистов. К тому же у нас на самом деле первый ряд, и мы должны быть идеальными зрителями – так что готовься аплодировать в нужных местах, а в конце – кричать «браво». Это входит в цену билета. Андестенд?
Она кивнула, и я осторожно убрал ладонь, очень надеясь, что ей удастся взять свои эмоции под контроль.
– Извини... я не сдержалась, – повинилась Нина. – Знаешь, сколько я пыталась сюда попасть? На что угодно, на любой спектакль... Я год сюда езжу по вечерам, как заведенная повторяю – «у вас нет лишнего билетика», «у вас нет лишнего билетика». И ничего. Ни у кого нет лишнего билетика... не было, до сегодняшнего дня.
Я улыбнулся.