– Понимаю. Значит, это всё-таки судьба. Знаешь анекдот про лотерею?
– Э. Расскажи.
Анекдот был, разумеется, еврейский, поэтому я его на ходу переделал – Абрама заменил на мужика без национальности, что совершенно не испортило притчу.
– ...Тут на небе появляется бог и говорит: «Нет, мужик, сначала ты мне дай шанс – купи лотерейный билет».
Нина благодарно рассмеялась, а я отметил, что и Высоцкий, который явно услышал мою импровизацию, улыбнулся – правда, одними уголками губ. Наши взгляды на мгновение встретили, а потом актер продолжил следить за зрителями.
– Я всё-таки не верю в судьбу, – сказала Нина, отсмеявшись. – Хотя я рада, что мне повезло... но ты до сих пор не сказал, сколько нужно заплатить за билет.
Её этот вопрос явно беспокоил.
– Давай после спектакля? – предложил я. – Но обещаю, что цену ломить не буду.
Я вообще не собирался брать с неё деньги – всё равно эти билеты достались мне бесплатно. Да и продолжать это знакомство тоже не собирался, не был уверен, что оно мне нужно. Но помучить девочку очень хотелось, хотя, наверное, так она получит меньше удовольствия от самого спектакля...
Впрочем, я быстро убедился, что на подобное какие-то презренные купюры с профилем Ленина не способны категорически. Вскоре прозвенел третий звонок, свет в зале начал гаснуть, а Высоцкий, за которым Нина следила хоть и искоса, но внимательно, встал, перехватил гитару поудобнее – и поднялся на сцену. Он вышел вперед, встал чуть сбоку от наших мест – они были не по центру, а ближе к левому краю, – оглядел зал, дождался абсолютной тишины.
И начал:
– Гул затих. Я вышел на подмостки…
Нина приоткрыла рот, уставилась прямо на актера – и, кажется, полностью забыла про меня, про билеты, про их цену и про всё прочее, что было в её жизни.
Сейчас для неё существовал только Гамлет-Высоцкий – ну и другие актеры, занятые в этом спектакле, конечно. Но они с разгромным счетом проигрывали Гамлету.
Я мысленно вздохнул и приготовился, чтобы не пропустить, когда надо будет аплодировать и всячески выражать восторг. Портить спектакль в мои планы не входило.
[1] Автором был 30-летний Вадим Делоне, который тогда уже эмигрировал из СССР (уехал в 1975-м). В 1972-м Делоне находился на свободе после предыдущих отсидок – он с начала 1960-х активно участвовал в диссидентском движении и выходил на различные демонстрации протеста.
[2] «Шестое июля» – фильм 1968 года, режиссер Юлий Карасик, по пьесе Михаила Шатрова. Один из многих фильмов советской киноленинианы, которыми опальные кинематографисты зарабатывали себе прощение перед Коммунистической партией и советским народом. Иногда удачно.
[3] Полного спектакля «Гамлет» с Высоцким не сохранилось, но есть небольшие отрывки из него, позволяющие оценить в первом приближении, на что шла публика.
https://www.youtube.com/watch?v=U2rgqg-kKG0
Глава 9. «Это же просто другой человек»
Спектакль мне в основном понравился. Правда, чаще я скучал, глядя на то, что происходило на сцене, и развлекался, угадывая актеров, которые не были заняты в главных ролях. Смехова-короля я узнал сразу, хотя он выглядел помоложе усталого Атоса из «Трех мушкетеров»; совсем молодой и безусый Леонид Филатов играл Горацио – того самого, к которому обращена знаменитая фраза Гамлета про мудрецов. Имя игравшей королеву актрисы долго вертелось у меня на языке, не давая покоя, но при одном из наиболее удачных её пассажей Нина восхищенно ахнула: «Ох, Демидова!» – и всё встало на свои места. Правда, про Офелию она так ничего и не сказала – то ли не знала, то ли её игра моей спутнице не понравилась, и я так и остался в неведении, укоряя себя за то, что просто не купил программку, которая стоила какие-то скромные копейки.
Ближе к концу мне пришлось по-настоящему бороться со сном – не спасал даже Высоцкий, – но сцена дуэли Гамлета и Лаэрта-Пороховщикова оказалась очень занятной и решенной не без изящества. Так что хлопал я вместе со всеми вполне искренне, но в основном от того, что всё наконец завершилось. Ещё я негромко кричал «бис» и соглашался с Ниной, что зря мы не прихватили цветов – с первого ряда было бы удобно дарить их актерам. Впрочем, я считал, что мы были хорошими зрителями – Нина смеялась в нужных местах и превращалась в слух на многочисленных монологах и диалогах. В какой-то момент она крепко обхватила мою руку – от избытка чувств и, возможно, чтобы не выбежать на сцену, дабы оградить главного героя от неминуемой смерти. [1]
В общем, я оценил свой культпоход в театр положительно. Нас даже с биноклем не обманули – мы смогли пробиться через толпу и получили нашу одежду без каких-либо неприятных споров. И я уже прикидывал, как бы ловчее распрощаться с Ниной, поблагодарив её за прекрасный вечер, как увидел прекрасную незнакомку.
Эту актрису я приметил ещё во время спектакля – она периодически, но ненадолго выходила на сцену, чтобы выполнить какие-то второстепенные действия или создать массовку. В общем, не звезда, обычная театральная рабочая лошадка. На ней, разумеется, был гротескный сценический грим, а одета она была в некое рубище, что в сочетании со вполне современными босоножками на огромной платформе смотрелось забавно. Она не должна была отвлекать внимание зрителей от главных героев пьесы Шекспира, но моё – отвлекла прочно. Я даже в какой-то момент понял, что жду её редких появлений, как манны небесной – и попытался разобраться в своих чувствах.
Когда я понял, что больше всего это было похоже на любовь с первого взгляда, то натуральным образом испугался. После того, как моё сознание оказалось в теле Виктора Орехова, мне и так было, чем заняться – и на первый план выходили проблемы выживания. Будь товарищ Орехов обычным инженером – даже пусть и «погромистом» в секретном КБ, – мне было бы гораздо проще. Но он работал в серьезном заведении, где малейшая невнимательность могла привести к очень печальным последствиям – своих «кровавая гебня» карала по всей строгости и с особым цинизмом.
Последнюю неделю я ежедневно чувствовал себя как сапер, внезапно оказавшийся посреди минного поля, и пока лишь нащупывал безопасный проход. К тому же я и так выделился из серой массы безликих сотрудников – в конце концов, не с каждым оперативником в звании старшего лейтенанта разговаривает сам Андропов. Впрочем, это мог быть и хороший знак – например, мне могли простить мелкие прегрешения, если я сохраню верность. Причем верность не стране, а своим отцам-командирам. В конце концов, тот же Бобков прожил долгую жизнь, спокойно сменив хозяев в начале девяностых. Да и следователь, который вел дело «моего» Орехова, сумел совершить впечатляющий взлет в чинах уже после развала СССР; этот Трофимов, кстати, и сейчас служил в нашем московском управлении, но в следственном отделе, и мне, скорее всего, предстоит с ним взаимодействовать по службе.
В общем, никакая любовь с первого взгляда в новую парадигму моей жизни не укладывалась. Любовь расхолаживает, заставляет делать необдуманные поступки, которые имеют непредсказуемые последствия. Да и влюбляться в актрису... я не мог себе этого позволить.