– Сообщения для сборника, – буркнул он. – Их приносят сюда, я собираю и передаю ей. Что с ними происходит дальше, я не знаю. Но в сборнике эти сообщения появляются.
– И всё?
– Деньги, – это слово он произнес через силу. – Их дают те, кто забирает экземпляры сборника. Себе я ничего не оставляю, всё передаю по той же цепочке.
– Что-то вроде платы за выпуски? – уточнил я.
– Пожертвования. Ты всё правильно сказал, начальник, бесплатно сборник не сделать. Мы ещё и заключенным помогаем, этим Витька раньше занимался, недолго, потом его сослали, а после возвращения он не захотел снова в это влезать. Я это говорю лишь потому, что ваши тогда всё это раскопали... может, ты по молодости и не знаешь, но спроси у своих начальников, они в курсе. Как сейчас дела обстоят, не знаю. Никогда в это не лез и своим не советовал.
Я зацепился за знакомое имя
– Виктор Красин?
Якир угрюмо кивнул.
– Красин же в ссылке, куда он мог вернуться? – недоуменно спросил я.
Судя по личному делу, Виктор Красин и сейчас продолжал работать колхозником.
– Был в ссылке, да весь вышел. В декабре приехал, как раз через две недели после того, как его Надьку в те края отправили. Умеют ваши издеваться над людьми...
Это было неожиданно, и я потерял нить беседы. Персональные дела мои коллеги старались поддерживать в актуальном состоянии – другой «википедии» сейчас не было, и если в архиве был непорядок, это могло стоить ведущему дело сотруднику серьезных неприятностей. Правда, дело Красина вёл следователь из центрального аппарата, судьба которого мне, в принципе, была не так интересна.
– Что ж, Петр Ионович, спасибо вам за беседу, – сказал я и встал. – Было интересно и познавательно. Надеюсь, вы тоже сделаете выводы из того, что услышали сегодня.
– И тебе не хворать, – ответил он и тоже поднялся. – Странный ты какой-то комитетчик... Не понимаю я тебя.
– Иногда я сам себя не понимаю, – я улыбнулся. – Но – блажен тот пастырь, кто во имя милосердия и доброты ведёт слабых за собой сквозь долину тьмы. До встречи. И не трудитесь меня провожать.
Уже на улице я с каким-то неземным удовольствием вдохнул свежий морозный воздух, застегнул дубленку и поплотнее натянул шапку на голову. Сегодня было очень холодно, и простыть после того, как я почти три часа провел в парилке квартиры Якира, было очень легко. А болеть мне сейчас было нельзя.
К счастью, дом находился не очень далеко от станции метро. Я проехал одну остановку, перешел на Кольцевую – и вскоре подходил к Таганке.
Контрамарки сами себя не заберут.
Глава 15. «Не касаясь планеты ногами»
Ходить по центру Москвы в двадцатиградусный мороз не очень приятно. Но после всех событий этого дня мне нужна была длинная прогулка – привести мысли в порядок и просто успокоиться. К тому же надежда на возможную встречу с Татьяной не сбылась – когда я спросил у тетки на вахте театра о Высоцком и назвал своё имя, она просто отдала мне конверт, подписанный «Виктору от Высоцкого» и посетовала, что артисты сейчас заняты, потому что Юрий Петрович загнал всех на репетицию. Мне ничего не оставалось, как взять конверт и ретироваться.
Я перекусил в ближайшей пельменной, там же посмотрел, что приготовил для меня наш бард. Тот оказался честным – в конверте лежали две контрамарки на «Доброго человека», правда, на тридцатое число, ровно через две недели. Я идти на этот спектакль не собирался и насчет даты волноваться не стал – воскресенье так воскресенье. Ещё в конверте были две купюры по пять рублей, обернутые бумажной полоской с размашистой надписью: «Спасибо! В.В.». Я хмыкнул и убрал деньги в бумажник.
А вот последняя вещь из конверта оставила у меня странное впечатление. Это был листок, судя по всему, второпях вырванный из записной книжки. На нем было пять цифр с двумя дефисами – 3-27-07, дописка округлым почерком отличницы «из Москвы – 17 и номер» и имя из четырех букв. Нина.
Мне эта информация была не нужна – я и так знал про эту Нину больше, чем хотел. Она жила с мамой, в одной комнате большой коммуналки недалеко от станции, училась хорошо и, в принципе, у неё был неплохой шанс после диплома попасть на Микояновский мясокомбинат. Правда, в последний год её успеваемость немного упала, но я хорошо знал причину – невозможно без последствий проводить все вечера на Таганке, выпрашивая лишний билетик. Причин этой мании я не знал, но в этом времени московские – да и, наверное, любые другие – студенты вообще много времени уделяли тому, чтобы достать билеты на какой-нибудь спектакль, желательно, конечно, в престижном театре. Это было что-то вроде игры, которую студенты вели со спекулянтами – и, надо отметить, играли они на равных.
Мне целеустремленность Нины понравилась. Я даже мельком подумал, что она может стать хорошей женой для сотрудника госбезопасности и наполнить уютом и свежей микояновской колбасой высшего сорта мою двушку на Фестивальной. Правда, смущало то, что ночь с Высоцким она всё-таки провела – пусть не по своей воле и с неизвестным мне результатом. С другой стороны, я фактически сам её туда отправил; скажи я твердое «нет», и бард не стал бы настаивать. Это накладывало на меня определенные обязательства о отношению к девушке.
Так ничего и не придумав, я и этот листок отправил в бумажник, а конверт с контрамарками положил во внутренний карман пиджака.
За то время, что я потратил на все эти хлопоты, я наконец избавился от ощущения несвежей парилки, которое преследовало меня, пока я находился в квартире Якира. Воспоминания об обыске и разговоре вообще стали слегка притупляться, вытесненные эмоциями от несостоявшейся встречи с Татьяной и записки Нины. Вот для того, чтобы задать своим мозгам нужное направление, я и решил прогуляться.
Путь мой лежал в наше управление. Несмотря на выходной день, мне нужно было написать хотя бы черновик отчета об обыске и тезисно изложить свой разговор с Якиром. Спросит об этом товарищ полковник – вопрос дискуссионный, может даже не поинтересоваться. Но если спросит – все материалы должны быть готовы «вчера». То есть сегодня.
Поэтому я шел не торопясь, но маршрут выбрал относительно прямо – по Верхней Радищевской, потом по Интернациональной, Яузской и Солянке до Китай-города, затем по переулкам мимо Старой площади, чтобы выйти на Дзержинского с Фуркасовского.
И шёл, похоже, впустую – никаких мыслей от размеренной ходьбы в голове не появлялось, я вообще не мог сосредоточиться на чем-то одном, а периодически ловил себя на том, что просто пялюсь на старые здания, до которых ещё не добрались реноваторы более поздних времен. Здания, правда, были порядком обшарпаны – их не только не реставрировали, но и не содержали толком. Где-то отвалилась штукатурка, где-то раскрошилась кирпичная кладка, и везде – облупилась и выцвела краска.
Но эта прогулка оказалась полезной.
Меня осенило ровно на половине дороги.
***
– Полковник Денисов передал, чтобы ты зашел к нему, как придешь, – сказал дежурный.