– Зачем такие сложности? – недоуменно спросил Денисов.
– Чтобы показать им, что игрушки кончились, – объяснил я. – Это сразу отсеет очень многих. Нам вообще надо быть жестче, как в Америке.
– В Америке не жестко, – отмахнулся он. – Они не знают, как справиться с массовыми протестами по любому поводу. Во Вьетнаме из-за этого...
– Извините, Юрий Владимирович, но всё они знают, – перебил я его, что было, конечно, не самым умным поступком. – И они уже справились. Дали черным немного прав, артистам чуть увеличили гонорары, да и в целом – ясно дали всем понять, что протестовать можно только против войны во Вьетнаме. К тому же то, что я предлагаю, они проделали двадцать лет назад. Помните сенатора Маккарти? У нас мало освещали. А это была чистка, и очень серьезная, почти как у нас в тридцатые. Причем никто никого не расстреливал, обошлись без этого. Поэтому и сейчас у них протест быстро закончится – настоящих буйных почти не осталось.
Я не помнил, когда Высоцкий написал свою «Дорогую передачу», но это было неважно – даже если песни ещё не было, я ничем не рисковал.
Денисов усмехнулся – но уже по-доброму.
– В ПГУ лыжи навострил? – спросил он.
– Нет, зачем мне туда, – отбил я подачу. – Там скучно.
– А у нас, значит, весело... и именно поэтому ты решил диссидентов под расстрел подвести.
– Нам нужно их выключить из активной общественной жизни, – терпеливо сказал я. – Очертить красные линии, за которые лучше не заходить. Чтобы те же артисты боялись даже подумать, что слова Гамлета про гнилое Датское королевство можно отнести к Советскому Союзу. Чтобы перед пресс-конференцией с западной прессой они понимали, что завтра им предъявят обвинение в шпионаже, независимо от того, что они там скажут. Чтобы человека, который хоть каплю рабочего времени потратит на перепечатку неподцензурной литературы, увольняли бы тут же, безо всякой жалости, просто по факту. Извините, Юрий Владимирович, наболело. Мы действительно с ними очень сильно нянчимся. Они плюют на нас, на СССР, на советский народ. При этом живут в хороших квартирах, работают там, где нет численных показателей производительности, где нельзя понять, выполняют они план или уже нет, но всё равно получают неплохие зарплаты, гонорары и живут на широкую ногу. Пьют, в конце концов, как не в себя, словно в этом смысл жизни.
– Ты не завидуй, – улыбнулся Денисов. – Зависть, Орехов, она до добра не доводит.
– Я и не завидую. Чему там завидовать? Я же видел, как они живут, это не для меня. Но они хотят, чтобы все жили так, как они. И с моей точки зрения, это очень серьезная проблема, которую надо срочно решать. А не ограничивать возможности разработки тех или иных лиц только потому, что мы не хотим кого-то там обижать.
– Срочно ему... – проворчал он. – Да, Орехов, тебе бы шашку да лихого коня, ты бы хорошо смотрелся – глаза горят, в сердце – ненависть к классовым врагам, удар поставлен... Вот только время кавалерийских наскоков давно прошло. Сто раз уже повторил – время другое, не то. Не старое, а сегодняшнее. И жить надо именно сейчас, а не в прошлом.
– Я...
– Ты! – теперь он жестко перебил меня, и я понял, что мои дозволенные речи закончились. – Ты, Орехов, слишком близко всё принимаешь к сердцу. Но действуешь... действуешь как эти твои... диссиденты. Да, точно! Ещё немного поваришься в собственном соку – и готовый диссидент на выходе! – он злобно осклабился. – Вот как мы поступим. Твой рапорт я не подпишу. И никто не подпишет. Решишь не являться на работу – дело твоё, но спрос будет, как с дезертира. Это понятно?
– Понятно, товарищ полковник.
– Это, значит, первое. Второе. Думаю, тебе будет полезно немного сменить обстановку. Ты когда последний раз мать видел?
Вопрос был неожиданный, но информацию из памяти Орехова по этому поводу я уже как-то доставал – из простого любопытства.
– Летом, Юрий Владимирович, в отпуск ездил.
– Хорошо, что в отпуск ездил, – кивнул он. – В Сумском управлении есть хорошая вакансия – заместитель начальника управления. Должность майорская, относится к вертикали центрального аппарата, но ни одного свободного майора у них под рукой нет. И капитана тоже, чтобы ты глупостей не спрашивал. К тому же ты у нас руководитель группы, так что тебе и карты в руки. Командировка на полгода. Задачи на это время – наладить работу по нашему направлению, воспитать кадры, обучить. Чтобы твой сменщик пришел не на руины, которые там имеются сейчас, а на налаженное хозяйство. Всё понятно?
Сумы? На кой мне Сумы? В голове начала заваривать каша из вопросов, которые надо было обязательно задать Денисову, и оправданий, почему прямо сейчас я никуда поехать не могу и не хочу. Но я помимо собственной воли тупо ответил:
– Так точно, товарищ полковник.
– Хорошо, что так точно, – он удовлетворенно кивнул.
Потом сгреб со стола моё заявление и медленно разорвал его пополам. Сложил половинки вместе – и порвал уже их. Ещё и ещё. Как завороженный, я смотрел на этот процесс, но рекордов Денисов решил не ставить – остановился на шести итерациях.
Он встал, грузно дошел до мусорного ведра, выбросил клочки моего заявления, достал из ящика своего стола целый лист – и толкнул его по столешнице в мою сторону.
– Ознакомься и подпиши.
Я пробежал текст глазами – обычный приказ, откомандирование сотрудника такого-то в такое-то управление, срок – полгода, с 15 февраля. Вот только...
– Юрий Владимирович, здесь указано, что я – капитан, – я ткнул пальцем в соответствующее место в приказе.
Он усмехнулся.
– Ну раз указано, значит, надо привести всё в соответствие.
Из ящика появился следующий лист – и снова отправился по столу ко мне. Приказ о присвоении Орехову Виктору Алексеевичу звания капитана.
– Служу Советскому Союзу, – отчеканил я, вскочив с места.
– Сядь, – сказал Денисов. – Хорошо, что служишь. Служи и дальше.
Я повиновался.
– Юрий Владимирович, а группа?..
– А что группа? – он даже удивился. – Ваш план как раз разумный, кавалерийских атак не предусматривает, всё размеренно. Первоначальный импульс вы уже дали, пусть Степанов продолжает... сделаем его исполняющим обязанности, тоже засиделся в лейтенантах, надо проверить, что у него в голове.
Я кивнул – не по уставу, а по обстановке – и расписался на обоих приказах.
– Я могу быть свободен, товарищ полковник?
– Не можешь, – Денисов наконец уселся на своё место. – Я тебя не отпускал, капитан Орехов. Про твои мысли... Ты всё правильно говоришь, но не Комитет определяет, кому и сколько выдавать благ. Для этого в нашей стране есть другие органы. Поэтому пока забудь об этой идее... можешь разрабатывать её в командировке, но досконально, так, чтобы комар носу не подточил. Впрочем, дел у тебя будет много, если ответственно подойдешь к работе. В Сумах полный завал... и не только там. На всей Украине, если по честному. Вот ты и попробуй хоть немного уменьшить тамошний бардак. Ну а как справишься, то и над твоими предложениями, изложенными в правильной форме и поданными в правильное время, можно будет подумать. Свободен!