Она наконец рассмеялась – громко, искренне и очень заразительно. Пришлось улыбнуться.
– Но вообще я затащил тебя к себе с коварной целью, – смех резко оборвался, а на меня уставились два недоверчивых глаза. – Только я чуть позже тебе об этом скажу, ладно? А пока поешь, мы давно не перекусывали. Для чего-то серьезного поздно, но если хочешь – могу яичницу сделать... или можешь сама сделать, надеюсь, ты умеешь пользоваться газовой плитой и сковородкой. Потому что если не умеешь – то та цель так и останется во мне. Так что?
– Я... не хочу яичницу, – она покосилась на мои богатства. – Просто не хочу. Но с плитой обращаться умею, честное слово.
– Доверяй, но проверяй, – улыбнулся я. – Всё, ешь, а я тебе пуховую перину взобью и горошину под неё положу.
– Какую горошину?
Вопрос она задала моей спине – и я счел возможным не отвечать, а просто махнуть рукой. Надеюсь, получилось правильно. Как в мультиках.
***
– Ты меня обманул?
Диван во второй комнате я для Нины приготовил, а потом ушел в ту комнату, в которой, собственно, и жил. Включил телевизор – трансляции тут заканчивались рано, но на второй передаче только начался старый, ещё довоенный «Маскарад», который я и оставил для фона. Взял гитару – и немного выпал из реальности, перебирая струны нотами ещё ненаписанных песен. Появление девушки застало меня в творческом трансе. Пришлось импровизировать.
– Ах, здравствуй, Нина... наконец! Давно пора...
– Ты о чем? – она слегка растеряла боевой задор.
– Это Лермонтов, – я кивнул в сторону «Рекорда». – Там главную героиню как раз Ниной зовут.
– Не сбивай меня с толку!..
– Хорошо.
– Виктор!
– Ладно, – я отложил гитару и встал. – Что опять-то случилось?
– Ты меня обманул, – повторила она, но без прежней уверенности.
И ткнула пальцем в мой мундир, который висел на деревянных плечиках в шифоньере с незакрытой дверцей.
«Черт!»
Поскольку денщиков и адъютантов младшему офицерскому составу в СССР и особенно у нас, в Комитете, не полагалось, новые погоны я пришивал сам. Наука нехитрая, хотя и слегка подзабытая, потому что с предыдущего раза прошли годы – что для меня, что для «моего» Виктора. Но я успешно справился, и теперь мог красоваться в новенькой форме, соответствующей моему текущему званию. Правда, форму мы носили только по очень большим праздникам, но никогда не знаешь, когда этот праздник случится, поэтому приходится быть готовым всё время. В общем, мундир я подготовил – вчера вечером, сразу после библиотеки, – убрал его на место, а сейчас просто забыл закрыть дверцу, когда доставал постельное белье для Нины.
– И что?
Я решил держать оборону до конца.
– Ты!.. Ты не работаешь ни в каком институте!
– А где я работаю?
– Ты военный!
Я сначала подумал, что ослышался.
– С чего ты взяла?
– Это же мундир! Его военные носят!
– Ну военные, и что? Что тебя смущает? – спросил я ровным голосом, давая понять, что её разоблачение нисколько меня не волнует.
– Ты говорил, что работаешь в институте...
– Я и работаю в институте.
– В каком?
– Секретная информация, – строго сказал я. – Нина, зачем тебе эти сведения? Ты шпион?
Она заметно испугалась – а заодно и растерялась.
– Шучу, – улыбнулся я и подошел к ней. – Ничего секретного, но название настолько абстрактное, что с твоим пищевым не сравнится. И мы там действительно занимаемся счастьем народным. И звание у меня не слишком высокое, поэтому приходится вкалывать за себя и за того парня. Так что не бойся, всё в порядке. Я почти обычный человек. Только мне совершенно не хочется говорить о работе... давай лучше о спектакле? Тебе понравилось?
– Нет... – она попыталась собраться с мыслями. – Нет. Я ожидала большего... если честно.
– Татьяна говорит, что актеры устали, загонял их режиссер, – я улыбнулся. – А ты как, и дальше хочешь проводить вечера у Таганки?
Она задумалась.
– Не знаю, честно, – призналась она. – Это была мечта, а тут она раз – и исполнилась.
– Даже два раза, – добавил я.
– Да, даже два раза... Мне девчонки в институте не поверили, когда я сказала, что на «Гамлета» попала и в первом ряду сидела, сказали, что я всё выдумала. Я им даже про Высоцкого не стала говорить, чтобы совсем за врушку не начали держать...
– Да и правильно, – я легонько тронул её за плечо. – Это твоя жизнь, ты знаешь, что правда, а что неправда, а им об этом и знать незачем. Ну что, посмотрим «Маскарад»? Или показать тебе, где ты спать будешь?
Она задумчиво понаблюдала за Арбениным, который обменивался репликами с богато наряженным мужчиной, и помотала головой.
– Нет, ещё одного спектакля я сегодня не выдержу. А ты играешь на гитаре?
– Немного, – осторожно ответил я.
Обычно такие вопросы заканчиваются одинаково, хотя я ни разу не попадал в подобную ситуацию – моя жена всё же трезво оценивала мои музыкальные способности.
– А сыграй что-нибудь?
«Ну вот».
– Что-то конкретное? Или на свой вкус? – я решил не ломаться.
Всё же я не был настоящим музыкантом, хотя тот же Высоцкий охотно брал гитару и тоже не доводил до настойчивых уговоров.
Нина снова задумалась.
– Давай на свой.
Она оглянулась и указала на стол у стола:
– Можно?
– Конечно.
Она села и приготовилась внимать, а я взял гитару и задумался. Можно было сыграть что-то из популярного сейчас – с современными хитами я уже немного разобрался, и даже если отбросить патриотичные и партийные песни, то всё равно выбор был. По радио тут регулярно пускали «Ваше благородие», «Ледяной потолок» или «Увезу тебя я в тундру», крутили и «Свадьбу», и даже «Черную кошку». Этот вариант был узнаваем, беспроигрышен – и очень, до скрежета зубовного банален. Хуже, наверное, было лишь попытаться изобразить что-то из Высоцкого – во мне точно не было его экспрессии, а в спокойном состоянии его стихи не работали. Можно было, наверное, попробовать воплотить в жизнь то видение, которое меня посетило во время импровизированного сейшена на квартире Золотухина, но здесь и сейчас «Кукушка» – да и весь Цой целиком – был на редкость неуместен. Я мысленно перебрал тот репертуар, что успел опробовать за прошедшие с покупки гитары три дня – и остановился на песне, которая в среду лучше всего отражала моё упадническое настроение и привела к появлению на свет рапорта на увольнение и к покупке гитары за космические по советским меркам деньги. При этом сама по себе эта песня упаднической не была.
Я перехватил гитару поудобнее, посмотрел на Нину, которая приготовилась слушать – словно отличница лекцию по важному предмету. Сыграл небольшой проигрыш – и запел.