И потом заколебалась почва. У меня закружилась голова.
У подножия огненного дерева на горизонте образовался белый холм, словно море со льдами приподнялось там.
И только потом на нас обрушился звук. Он сжал голову, в глазах у меня помутилось, стены поехали куда-то вбок. Если бы я судорожно не держалась за стул, я бы упала.
Академик целовал маму.
Потом, одетые в неуклюжие защитные противоядерные балахоны поверх шуб, мы вышли на берег моря.
Мама и академик уже знали, что все вышло, как ждали: произошел не только инициирующий атомный взрыв - загорелось под водой и атомное солнце. Реакции, которые не проходили на старом месте, здесь протекали нормально.
На берегу мы застали капитана Терехова.
Овесян обнял его за плечи.
- Ну как, ледовый волк? Пришел конец твоим льдам! Доволен? Сейчас коньяк будем пить, плясать, шашлык жарить!..
- Принимать ледокол спешу, - ответил капитан.
- Вот и выпьем сразу за все... Ты только посмотри, как быстро освобождается от льдов полынья. Слушай, капитан. Хочешь ледовую разведку провести? Бери катер, иди к старой установке. Если пройдешь на катере значит, скоро вся полынья от льдов освободится. И путь твоему возрожденному ледоколу станет намного легче.
- Можно, я тоже поеду с капитаном? - попросила я.
Мама хотела запротестовать.
- Можно! Можно! Пойдешь против течения. Никакой опасной радиоактивности. Будешь гонцом нового марафона. Сообщишь Бурову о победе слепцов. Скажешь: вслепую, а зажгли "солнце".
- Почему вслепую? - удивился капитан.
- Потому что так и не поняли, почему оно погасло. А ты думаешь, люди знали, что такое электрический ток, когда строили первые динамо-машины?
Капитану не терпелось скорее вернуться к своему ледоколу.
Катер весело застучал мотором, и мы отплыли от берега, лавируя между льдинами. Так и не успел Овесян угостить нас коньяком.
Может быть, атомный взрыв разогнал тучи - в небе засветились звезды, но они померкли сейчас рядом с роскошными занавесами, которые свисали с неба, переливаясь нежными фиолетовыми и красноватыми, тонами.
Овесян шутил, что это все в честь одержанной победы.
Я видела такое сияние впервые, и мне оно действительно казалось связанным с тем, что здесь недавно произошло.
Капитан сам сидел за рулем и искусно вел катер, выбирая разводья. Мы двигались против течения и против ветра, который гнал нам навстречу льдины, подтаявшие в районе подводного вулкана. Он сейчас словно работал в паре с "Подводным солнцем", подогревая полынью.
За каких-нибудь два часа мы уже были около научного городка.
Буров и Елена Кирилловна встречали меня.
У них был загадочный вид. Они, конечно, уже знали обо всем. Им сообщили по телефону, да они и сами видели атомный взрыв. Он вызвал здесь такой ураган, что с Великой яранги чуть не сорвало купол, оборвалось несколько струн-оттяжек.
- Ну, Люд, - сказал Буров, когда мы пришли, - значит, академик назвал это новым марафоном?
- Да, новая марафонская битва, выигранная им. А я, как знаменитый гонец, должна была добежать до вас, но умирать у ваших ног он не позволил.
- Правильно сделал. Потому что сейчас надо бежать обратно.
- Как обратно? - не поняла я.
Тогда Буров усадил меня на табуретку и сам сел напротив, как обычно папа садился.
- Слушай, Люд. Сейчас получено страшное известие о ядерном взрыве.
- Почему страшное? Радостное, - поправила я. - С разрешения ООН.
Буров отрицательно покачал головой:
- Нет. Ядерный взрыв произошел не только здесь. Почти одновременно он произошел и в африканском городе, на который сбросили атомную бомбу... Неясно, что там произошло. Связи нет. Но можно себе представить. Десятки тысяч задавленных, разорванных, испарившихся людей. И радиоактивная саранча, жалящая, как скорпион... А за первой бомбой может последовать вторая. Сейчас уже медлить нельзя.
- Люда, останови хоть ты этого безумца, - сказала Елена Кирилловна. - Его сошлют навечно, закуют в кандалы...
- Куда там дальше ссылать, и так на краю света,- без тени улыбки сказал Буров. - При неудаче никто даже не заметит моей дерзости, а при удаче... Снесли бы, конечно, голову, если бы судили победителей.
- Что вы хотите сделать? - в тревоге спросила я.
- Успех не только у них. Пока ты ездила зажигать "солнце", кое-что вышло и у нас. До сих пор мы искали антиядерную субстанцию. Теперь мы получили ее.
- Не может быть! - воскликнула я. - Наконец-то...
- Это еще надо проверить, - вставила Елена Кирилловна.
- Да, проверить. Но у нас нет времени на лабораторный эксперимент. Проверить надо на практике сразу в огромном масштабе.
- Он хочет потушить "солнце", - сказала Елена Кирилловна.
- Как солнце? - ужаснулась я.
- Конечно, "Подводное солнце", которое зажгли, - нетерпеливо пояснил Сергей Андреевич. - Именно так я хочу доказать невозможность ядерной реакции при некоторых... обстоятельствах.
- Вам этого не позволят, - сказала Елена Кирилловна. - Смешно об этом говорить...
- А если... если... не спрашивать? Взять и погасить?.. - проговорила я.
Елена Кирилловна пытливо посмотрела на Бурова.
- Ну как? Или вам впору только персианок за борт бросать?
- Это вы правильно вспомнили... о разбойниках. Разбой мог бы быть с размахом.
- И вы способны на это, Буров?
- Я покажу вам, на что способен. Вы ведь, кажется, тоже сомневались в достаточном моем воспитании? "Примат образования..."
Я не всегда понимала, о чем Буров и Елена Кирилловна говорили между собой. После выздоровления Сергея Андреевича и особенно после сцены в коттедже Овесяна и той ужасной пурги у них что-то произошло. По-моему, они избегали друг друга и встречались только на работе.
Сейчас я не верила сама себе: я ляпнула просто, что можно взять и погасить новое "Подводное солнце", а Буров... Буров, кажется, решил это сделать...
Во всяком случае, он приказал механику вездехода везти наш лабораторный излучатель к установке нового "Подводного солнца". А мне Буров сказал:
- Ну как? Новый марафон, говоришь? Действительно новый марафон. Придется нам с тобой, Люд, стать марафонскими гонцами. Вставай снова на лыжи, побежим. Нам не привыкать. Тогда, в пургу, ты здорово помогла мне...