– Зверушек больше нет? – спросил Поль, проведя рукой по краю ванны.
Когда они были маленькими – а было это месяца два тому назад, – они очень веселились, спасая пластиковых зверушек от потопления.
– А ты что, все еще играешь? – жалостливо спросил Лазарь.
– Не-е-ет, – соврал Поль.
Но обоим стало скучно, и Поль снова заговорил о том же:
– Не верю я Матису, не бывает, чтобы писюн был целых тридцать сантиметров.
– Пенис, – поправил Лазарь удрученным тоном их учительницы, когда ей приходилось повторять одно и то же по десять раз.
– Ладно, но такого же не бывает, – настаивал Поль.
– Бывает. У лошадей.
– У жеребцов.
– Знаю, что у жеребцов, – крикнул Лазарь и брызнул в Поля водой.
Спаситель появился в разгар морского боя.
– Это вам не бассейн! Мигом из воды.
Мальчишки тут же перекинули ноги через край ванны и схватили полотенца, прикрыв причинные места, послужившие поводом для размолвки.
– Пижамы – и в постель, – распорядился Спаситель.
– Да, папа, – откликнулись оба в один голос.
– Он не твой папа, – напомнил Лазарь.
– Я пошутил.
– То-то.
Вытираясь, они толкали друг друга.
– Парни, вы что это? – удивился Спаситель.
Мальчики отправились в комнату Лазаря, где для Поля раскладывали на полу матрас. Когда они только начали дружить, Поль клал себе под подушку старенького Пикачу, любимую игрушку. Теперь Пикачу спал на дне рюкзачка.
– Готов? – спросил Лазарь, держа руку на выключателе. – Я гашу.
Ему было плохо, он чувствовал себя несчастным и некрасивым.
– Лазарь, – раздался шепот в темноте.
– Что?
– Помнишь день, когда ты рассказал мне секрет о твоей маме?
– Это был не день, а вечер, – не удержался и снова поправил Поля Лазарь.
Был такой же вечер, как сегодня, и Лазарь, погасив лампу, рассказал Полю, как его мама покончила с собой, проглотив горсть таблеток и сев после этого за руль. Машину нашли внизу у реки, а он, совсем маленький, тоже одурманенный снотворным, остался цел и невредим в своем креслице.
– Я тоже хочу рассказать тебе секрет, – начал Поль. – О своем отце. Он сказал мне, что скоро заберет маму и у нас снова будет семья.
– Что-что? – Лазарь приподнялся на локте. – Не может быть. Он же на другой женился.
– Разведется. Уже ищет другую квартиру для нас четверых.
– Четверых?
– Ну, мама, Алиса, я и… он. Четверо. Ахилла он не берет.
Ахилл – маленький сводный брат Поля.
– Не может такого быть, – сказал Лазарь, прежде всего желая убедить самого себя. Но ему хотелось вскочить и побежать к отцу, чтобы предупредить его об опасности. – А твоя мама? Она согласна?
– Думаю, она не знает. Он сказал только мне. По секрету.
В прошлое воскресенье Жером отвел сына в сторонку и сумел опять озадачить и огорчить.
– А как ты думаешь, что такое «лакомый кусочек»? – спросил Поль.
– Что-что? – Лазарь уселся на кровати, поджав под себя ноги.
– Отец сказал, что мама для Спасителя «лакомый кусочек», – повторил Поль, который знал, что можно съесть кусочек или отломить.
Лазарь нахмурил брови, точь-в-точь как мадам Дюмейе, когда она рассмотрела поднятый с пола рисунок.
– Думаю, что-то сексуальное.
Мальчики притихли. Взрослые истории их всегда только огорчали.
– Я сбегу, – сказал внезапно Поль.
Голос у него окреп. Зря Жером считает его маленьким мальчуганом, который цепляется за мамину юбку. Он человек отважный.
– Будешь жить на чердаке вместе с Габеном, – предложил Лазарь.
– Нет, там меня найдут. Я спрячусь в подвале. Будешь носить мне еду?
– Да. И у Жово есть автомат. Он тебя защитит.
В закрытую дверь легонько постучали.
– Мальчики, пора спать!
– Да, папа, – ответили ему два голоса.
На следующий день между двумя консультациями Спаситель вспомнил, как Поль сказал ему «да, папа». И Габен тоже так говорит. Его это несколько напрягало. На небесах, что ли, где-то записано быть ему отцом для всех мальчишек от семи до семнадцати лет?
В приемной сидела мадам Насири, прижимая к животу объемистую сумку и тревожно поглядывая вокруг.
– Ты знаешь, она женщина, да? – обратилась она к молодому человеку, который дремал, запрокинув голову, рядом с ней.
– Доктор есть доктор, – отозвался он, еще в дреме, – нет разницы, женщина или мужчина.
Ответ не успокоил мадам Насири, но худшее было еще впереди. Дверь резко распахнулась, и на пороге возник кто-то огромный, страшный и черный. Спаситель, занятый своими мыслями, забыл, что перед новыми пациентами ему надо появляться плавно, давая им время привыкнуть к себе. Мадам Насири еще крепче обняла свою сумку и сказала сыну по-арабски: