– Вопрос: если заняться совершенно бесполезным делом в совершенно бесполезной жизни, то, быть может, появится какая-то польза? Итак, в следующий понедельник в девятнадцать часов?
– Ни малейшего желания, – пробурчал молодой человек, но его мать кивнула в знак согласия.
Спаситель проводил семью Лучиани до двери и, вернувшись в кабинет, взглянул на круглые часы на стене. Консультация длилась полчаса, а не обычные сорок пять минут. Он опередил график. Прежде чем идти в приемную и приглашать следующего пациента, Спаситель вынул из ящика письменного стола письмо, которое передал ему директор лицея Ги-Моке.
Месье,
не сумев завоевать доверия преподавателей и не оценив по достоинству коллег по учебе, я не без сожаления сообщаю Вам о своем уходе. Поверьте, однако, что год, проведенный во вверенном Вам заведении, принес мне немало открытий и я сохраню о Вас память как об очень достойном человеке.
С глубоким уважением и наилучшими пожеланиями на весь этот новый год
Спаситель перечитал письмо и улыбнулся. Письмо, взбесившее директора лицея, было написано без единой орфографической ошибки и свидетельствовало, что до этого года Габен успешно усваивал школьную программу. Однако в лицее его общение с образовательным процессом стало эпизодическим. Не последнюю роль в решении дезертировать сыграло то, что на горизонте маячил выпускной экзамен по французскому. Спаситель сложил письмо и вздохнул. Предстояло объяснение с Габеном, а этот молодой человек умел ускользать из рук не хуже Жан-Жака Лучиани.
– Элла?
Девочка встала со стула и подняла синюю сумку, которую бросила на пол, войдя в приемную. Спаситель быстро оглядел хрупкую фигурку Эллы с ног до головы – обычно так он определял, в каком она настроении.
– New shoes[3], – отметил он, обратив внимание на черные кожаные кроссовки.
– Папин подарок на Рождество.
Элла была в своем любимом темно-синем пальто с капюшоном, а под ним – в облегающей матроске. «Плоская, как доска», – бывало, говорила Спасителю мама, когда он знакомил ее со слишком худенькой на ее вкус девушкой.
– Как дела?
– Хорошо.
Усевшись напротив психолога, Элла сунула руки в карманы матроски.
– Есть новости от папы?
– Нет, ему нельзя нам звонить.
Спаситель только сейчас вспомнил, что Камиль Кюипенс, поступивший 2 января в клинику на лечение от алкогольной зависимости, первую неделю должен находиться в полной изоляции.
– Прости, пожалуйста… Да, я знаю…
Ему хотелось многое ей сказать: преодоление алкогольной зависимости проходит непросто, но уже через десять дней Камилю станет легче, он пошел на это ради нее, он выдержит. Но он молчал, ожидая, когда Элла начнет разговор так, как ей захочется.
Элла огляделась вокруг, набираясь решимости, и начала читать:
Какой психолог не спросил бы: что ты имеешь в виду? Почему ты сейчас это прочитала? Но Спаситель прикусил щеку и промолчал.
– Такое вот стихотворение. Я теперь учу стихи. А потом иду и на ходу рассказываю, они мне составляют компанию. – И прибавила, будто сделала признание: – Я сегодня много ходила.
А сегодня был понедельник, в школе начались занятия. Спасителю, который относился к Элле почти как к дочери, сразу захотелось спросить: «А почему ты не пошла в школу? Думаешь, травля в сети продолжается? Ты получала что-то обидное на телефон во время каникул?» Но он сдержался и на этот раз.
Элла вытащила руки из карманов. В одной у нее был нож с открытым лезвием. Спаситель невольно дернулся: движение Эллы было резким, опасным.
– Папин скаутский нож, – сказала Элла.
– Не просто нож, а настоящий «Опинель»[5], – отозвался Спаситель.
Элла протянула нож Спасителю, держа его за лезвие.
– Посмотрите, что на рукоятке.
Юный скаут Камиль когда-то вырезал свою фамилию – Кюипенс.
4
Стихотворение «Другая дорога» Роберта Фроста