Это и в самом деле были символы – появившиеся примерно в те же годы, когда отправились в сундуки чаши из черепов. А до того вместо них в обиходе были выкрашенные в красный цвет скальпы врагов – опять-таки достойных. Такова уж ратагайская история – иные старинные обычаи были напрочь лишены благостности…
Что ж, прекрасный получился отдых. После пиршества предстояла еще охота на уток на заповедных озерах, где охотилась ратагайская знать, – в любые времена, в любом месте, несмотря на традиции и установления, знать себе такие райские уголки обязательно устраивала: запретные для посторонних леса королевской охоты в Англии, угодья русских, австро-венгерских и германских императоров, «охотничьи хозяйства» товарища Брежнева… да и сам Сварог не без греха – в каждом его королевстве найдется парочка заповедных лесов королевской охоты – достались от предшественников, а он сохранил традицию. Еще из насквозь практических соображений: право несколько дней охотиться в королевских лесах было наградой для придворных, высших государственных чинов и генералов. А такие награды король должен сохранять, благо обходятся они гораздо дешевле, чем пожалования земель или золота…
Сам он выбирался на охоту раз в сто лет, когда этого требовали какие-то церемониалы. На все летающее не охотился вообще, как-то не лежала душа. Зато Яна, заядлая охотница на всякую бегающую и летающую дичь, будет в восторге. Вот и хорошо, отдохнет по полной программе. Он сам тоже чувствовал бы себя прекрасно, если бы не проклятые сны…
Что ж, оставалось запастись терпением на какие-нибудь сутки. Он передал через Каниллу должные инструкции Интагару – и все то время, что они с Яной провели здесь, по-прежнему кипела бурная деятельность: подчиненные отца Алкеса, киларна Гилема и боевые монахи перетряхивали свои архивы, рылся в фолиантах мэтр Анрах, а сама Канилла, благодаря полученным с новой должностью допускам, начала поиск в компьютерных сетях спецслужб Империи. Сварог и на сей раз не постеснялся через Велордеран залезть в архивы Кабинета Канцлера – пользы дела для, в хорошем стиле Брагерта и Каниллы.
Не может такого быть, чтобы нигде не отыскалось упоминаний о наведенных снах. Если вычерпать архивы до дна…
Он поднял голову, услышав среди веселого гомона определенно посторонний звук – заполошный конский топот. С восходной стороны прямо к Главному Ковру вскачь несся всадник на рыжем коне, судя по одежде – из простых. Он скатился с коня уардов за двадцать (ближе верхом приближаться к месту, где сидели вожди, не дозволял строгий этикет), не обращая внимания на водившего боками взмыленного жеребца (поводья тут же подхватили как из-под земли выросшие телохранители), побежал к ним. Склонившись к уху Гургаты, главы рода, самого старшего у Алых Чепраков, зашептал что-то – и шептал недолго. Потом, повинуясь небрежному жесту вождя, поклонился и пошел к своему коню.
Несмотря на всю индейскую невозмутимость, в глазах Гургаты читалось нешуточное удивление.
– Странные вести, ваше величество, – сказал он, оборачиваясь к Сварогу. – Гонец доложил, что прямо к нам направляется Бади Магадаль. Если она не свернет с пути, вскоре будет здесь – а не похоже, что она собирается сворачивать, скачет «полетом ворона»…
То же самое удивление отразилось на лицах всех, кто сидел за Главным Ковром, не исключая и Яны: она прекрасно знала, о ком идет речь, Сварог ей о Заблудившейся Всаднице рассказал сразу после поездки на Тропы. Он подозревал, что и его собственная физиономия образцом бесстрастия служить никак не может: по авторитетному объяснению Барзая, Бади Магадаль, сколько люди ее помнят, никогда не объявлялась среди многолюдства. Всегда ее видели в местах глухих, где стояли два-три шатра табунщиков, охотников или рыбаков. И никто ее не боялся, потому что никогда никому не сделала зла. Наоборот, если принимала приглашение разделить трапезу у костра, это считалось хорошим предзнаменованием. Ходили еще слухи, что она порой крутит недолгие романы со степными красавцами – и Барзай говорил, что не всегда это сказки. Но то, что она объявилась при таком многолюдстве, – вещь неслыханная…