— Ты наверняка звезда, — не унималась Хезер Ковингтон. — Натягиваешь трусы, надуваешь губки и гребешь деньги лопатой.
— На что потратите двадцатку? — полюбопытствовал Ёрш. — На омлет со швейцарским сыром?
Хезер засмеялась.
— В последний раз я платила за завтрак, когда еще… Когда еще не… — Она нахмурилась и похлопала по боку чемодана. — Обо мне не беспокойся!
— Где вы питаетесь?
— Раньше ходила в столовые, там органические овощи дают. Особенно нравилось у «Стрит лайф министриз», это религиозная организация, они бездомным помогают, бесплатные обеды развозят… — хлопая глазами, объясняла Хезер. — У них специальный фургончик есть, старый такой, бежевый, ну, ты представляешь. Дают сандвичи с ветчиной, с индейкой и капустный салат. Ради него я готова уверовать в Бога! Только представь: капустный салат с перцем! — Хезер подняла большой палец.
— Да, капуста с перцем — это самое то, — согласился Ёрш. — Помню, в детстве…
— Аппетит у меня хороший, а проповеди не нужны. — Хезер провела языком по нижним зубам. — Говорю, столовыми и фургончиками заправляет церковь. Они готовят еду, бесплатно раздают, а потом поучают родителей, как лучше над детьми измываться.
— Ясно, — кивнул Ёрш, наблюдая, как Хезер кривится от презрения. — Понятно.
На самом деле он не понимал ничего, но совершенно не беспокоился. Напротив, Ёрш чувствовал себя живым, а не вялым и заторможенным, как от лекарств. Нечто подобное он ощущал в школе, когда новенькие бились в истерике, не в силах справиться с переполнявшими их мыслями.
«Можно подарить себя Хезер, — подумал Ёрш. — Вдруг она согласится?»
— Хочу кое-что вам рассказать, — с трудом сдерживая волнение, начал Ёрш. — Кое-что о нашем мире.
— Мне неинтересно, — покачала головой Хезер Ковингтон.
— Что творится с воздухом, точнее, что творим с ним мы, общеизвестно. Воздух меняется ежеминутно: густеет, уплотняется, набирает скорость. С каждым днем вокруг становится жарче. — Ёрш наклонился и заглянул Хезер в глаза. — Согласны со мной?
— М-м-м! — промычала Хезер Ковингтон.
— Однако далеко не все знают, что потепление идет не плавно, не по прямой, а по круто изгибающейся кривой. График роста температуры — это кривая. — Зубами Ёрш впился в запястье — чуть ослабишь самоконтроль, заикание начнется! — а глазами — в Хезер. Определить, слушает ли его она, не представлялось возможным, а понимает или нет — тем более. — Потепление идет по кривой, мисс Ковингтон, — повторил он и взял Хезер за руку. Женщина и не думала сопротивляться. — Скорость процесса ежесекундно увеличивается, почти в геометрической прогрессии растет! — Ёрш усмехнулся. — Да не почти что, а именно так. — Он сжал руку Хезер, стараясь привлечь внимание. — Остановить процесс не под силу никому.
— Совсем как меня у банкомата, — внимательно изучая потолок, проговорила Хезер Ковингтон.
— Я нашел один способ, вернее, сам его придумал, — зашептал Ёрш. — Он связан с тем, что скрыто у меня внутри.
— Хватит! — буркнула Хезер Ковингтон. Теперь она смотрела прямо перед собой.
— Мир живет внутри меня, так же, как я внутри него, — не унимался Ёрш. — Этому учат все религии, например, буддизм. — Он прижал левую руку к щеке Хезер. — Мисс Ковингтон, вы слушаете? Я прочел это в «Нэшнл джеографик».
Хезер Ковингтон не ответила.
— Чтобы охладить воздух, я сперва должен охладиться сам. — Ёрш сжал ее лицо в ладонях, точно голливудский любовник. — Мисс Ковингтон, я раскроюсь, как цветок.
— Замолчи! — заорала Хезер, прислонив голову к кафельной стене. — Я сказала, замолчи! — Она бешено молотила руками, будто желая привлечь внимание дорожных рабочих, толстых девчонок из колледжа и бездушного автомата по продаже билетов. Толстушки обернулись, а рабочие и глазом не повели. — Хватит! — выпалила Хезер, словно оглашая приговор, и залилась сухим горестным смехом.
— Поезд идет! — Ёрш похлопал ее по плечу, но Хезер это не помогло.
ГЛАВА 4
— Мисс Хеллер, расскажите о болезни вашего сына, — попросил Али Латиф.
Виолет сидела на стульчике с круглой спинкой. Паника, вызванная письмом Уилла, улеглась, и теперь она чувствовала лишь вселенскую усталость. Нет, еще благодарность: Виолет была страшно благодарна детективу за последний вопрос, на который она могла ответить. Они беседовали почти час, но прежде желание сказать спасибо не возникло ни разу.
— Детектив, нельзя ли поконкретнее? Иначе придется описывать последние четыре года моей жизни.
Латиф провел рукой по лицу, словно ему страшно хотелось спать. Неужели она его раздражает? Нет, на злыдня непохож. «Детектив явно холостяк, — думала Виолет, наблюдая, как Латиф перебирает бумаги. — Отчаявшиеся женщины выбивают его из колеи».
— В каком возрасте она впервые проявилась? — Латиф сделал отметку на ксерокопии документа.
— В двенадцать лет, — ответила Виолет и, дождавшись, когда он сделает еще одну отметку, добавила: — Случилось это в саду, точнее, возле дома его деда в Бруклине. Ричард, так звали моего свекра, тогда еще был жив. Да, все правильно, годом позже Уилл пошел в гимназию.
— В гимназию? — нахмурившись, переспросил Латиф.
— Простите, детектив! — Виолет тут же почувствовала, как щеки заливает краска. — В Австрии среднюю и старшую школу называет гимназией.
— В Австрии… — медленно повторил Латиф. — Неужели? — Он потупился, но тут же покачал головой, улыбнулся и быстро сделал отметку в записях. «Что-то зачеркнул, — догадалась Виолет. — Откуда, по его мнению, я приехала?»
— Н-не знаю, п-почему я так выразилась, — запинаясь, пролепетала она. — Я уже шестнадцать лет живу в Америке, в декабре будет семнадцать.
— Все в порядке, мисс Хеллер. Пожалуйста, продолжайте.
Глянув на сосредоточенное лицо детектива, Виолет поняла: пора отвечать на вопрос, но дала себе еще несколько секунд на то, чтобы разобраться в воспоминаниях. Прежде чем озвучить, хотелось поднести каждое к свету, проверить, убедиться. Волноваться было нечего: картинки прошлого воскресали с фотографической четкостью, словно кадры на развернутом рулоне пленки. Виолет могла сколько угодно перематывать их вперед-назад и воспроизводить любые детали.
— Сад окружала низкая кирпичная стена примерно в рост с Уиллом… — Виолет откашлялась. — Ричард возился в саду целыми днями: поливал, удобрял, пропалывал. Он был очень строгим, даже нелюдимым, но с Уиллом ладил прекрасно. Ричард навалил на грядки столько компоста, что до овощей дотягивался, лишь поднявшись на лесенку. Однажды его помидоры завоевали призовое место на районном конкурсе. Ричард получил медаль и хранил ее на кухне. — Виолет покачала головой, припоминая какую-то подробность. — Четыре грядки помидоров занимали полсада — ну да вы знаете, дворики в Парк-Слоупе совсем крошечные, — а за ними зеленела малюсенькая лужайка. Там стояли чугунные стол и кресло, на котором не сидел никто, кроме Уилла. Высокие помидорные грядки заслоняли стол от дома, получалось уединенное местечко. Уилл его обожал… — Виолет запнулась. — Детектив, не стоит так подробно конспектировать. Мой свекор умер почти три года назад.
— Мисс Хеллер, мне так проще следить за ходом рассказа. — Латиф поднял голову. — Вас смущает моя писанина?
Виолет пожала плечами, и карандаш Латифа снова забегал по бумаге. Сухость голоса и внешняя невозмутимость свидетельствовали о том, что он вполне доволен ее рассказом. Теперь пленка разматывалась куда быстрее, и Виолет едва успевала комментировать самые яркие кадры.
— Случилось все в воскресенье. Я готовила клецки из хлебных крошек на кухне Ричарда. Это старое австрийское блюдо, и я чувствовала себя древней старухой! — хохотнула Виолет. — Уилл с дедушкой чинили шпалеры в подвале. Я захотела, чтобы сын попробовал соус, вышла на лестницу и крикнула его. Ричард ответил, что Уилл в саду.
— В то время у вашего сына были близкие друзья?
— Нет, — быстро проговорила Виолет. «Точно оправдываюсь», — подумала она, но следующая фраза прозвучала еще резче: — Свободное время он проводил один или болтался в саду с Ричардом.
Латиф коротко кивнул, словно Виолет ответила именно так, как он ожидал. «Ему пригодятся любые детали, — решила Виолет. — Интересно, если заболтаюсь, детектив меня остановит?»