Нельзя сказать, что теперь Юран вел себя, простите за рифму, как баран. Он никогда не был глуп и сообразил, что если на роль государя императора приглашают кентавра, значит, что-то не так. Насколько Возницкий помнил, царь Николай Петрович не был наполовину конем — личность императора была цельная во всех отношениях. Так почему именно Юран?
После аудиенции с Михаилом Юрьевичем Юрана в карете «скорой помощи» перевезли в какой-то питерский глухой дворик, где его встретил молчаливый мужик в лохмотьях. Жестом он велел Юрану следовать за ним.
Войдя в подвал, наполненный таинственными звуками, они довольно долго двигались в полной темноте. После двух поворотов направо и одного налево Юран почувствовал, что под копытами уже не вода, а сухая брусчатка. Лязгнула дверь, щелкнул выключатель, и Возницкий, едва привыкнув к свету, увидел, что находится в небольшом помещении со сферическим потолком. Дверь, через которую они вошли сюда, была старой, окованной медными пластинами, позеленевшими от времени и влаги. Следующая дверь оказалась гладким круглым люком без замков и ручек.
Тяжелая плита отошла под напором изнутри, проводник кивком велел Юрану войти, что тот и сделал. По другую сторону люка его приветствовал Михаил Юрьевич.
— Добро пожаловать в Зимний.
Антикварная лавка на Бармалеевой улице называлась, естественно, «Бармалей», за прилавком стоял хамоватый верзила, одетый аляповато и смешно: в парчовую, расшитую бисером и жемчугом жилетку, в оранжевые атласные шаровары и остроносые шлепанцы на босу ногу. Голову продавца украшала алая турецкая феска. В волосатой груди искрился серебряный анк, недельная щетина стоила немалых денег цирюльнику, поддерживающему сие великолепие. Апогеем физиономии служили громаднейшие усы щеткой.
Крокодил вошел в лавку, попыхивая «Беломором», и осведомился:
— Как насчет халвы?
Детина в феске раскрыл пасть, усыпанную золотыми зубами, и спросил:
— Ты што, дарагой, читать нэ умэешь? Здесь антиквар прадают, а нэ шэрбэт.
Тотчас из служебного помещения раздался низкий женский голос:
— Ашот, в чем дело?
— Да какой-то кракадыл пришел, Гиви Зурабович, амлэт хочит.
Бамбуковые занавески за прилавком вдруг раздвинулись, и появился высокий толстый блондин в вельветовом костюме.
— Вы что-то хотели? — женским голосом спросил Гиви Зурабович.
— Я поинтересовался насчет халвы, — повторил Крокодил пароль.
— Вам ритуальной или на каждый день?
— Никогда не слышал о ритуальной, но с удовольствием бы узнал поподробнее, — и Крокодил проглотил тлеющий окурок.
— Прошу ко мне, — томно пропел Гиви Зурабович. — Ашотик, постарайся вести себя с покупателями повежливее.
Крокодил прошел в кабинет толстяка Гиви. Единственным предметом интерьера, заинтересовавшим Крокодила в тесном пространстве комнаты, заставленной коробками, футлярами и пакетами различных габаритов и степени наполненности, оказался засушенный крокодильчик, подвешенный к люстре.
— Не отвлекайтесь, уважаемый, он ненастоящий. — Гиви Зурабович уселся за столик, на котором в ворохе бумаг утопал ноутбук с большим экраном. Присаживайтесь.
Крокодил уселся на предложенный ему табурет с точеными деревянными ножками, и тот надсадно скрипнул.
— Итак, вас интересуют восточные услады, — еле заметно дрогнули в меру накрашенные ресницы хозяина лавки.
— Сласти, — поправил Крокодил. — Только сласти.
— Да, конечно, — как бы спохватился толстяк. — Сласти… Так вам ритуальные или на каждый день?
— Предпочитаю на каждый день, я ужасный сладкоежка. А ритуальные… это какие?
— Сейчас у меня нет литературы по данному вопросу, но если вам интересно, я покопаюсь во всемирной сети и что-нибудь вам подыщу.
— В таком случае, — Крокодил резко встал, — попрошу подготовить полный список и передать мне по этому адресу… — На стол Гиви Зурабовичу лег календарик с символикой отеля «Palace», в левом верхнем углу которого нацарапан был телефон пентхауса. На том они и расстались.