Пердикка стоял в изголовье и не отходил от больного.
Хриплое дыхание Александра разносилось по всей зале, пока он переводил взгляд с одного лица на другое, прощался глазами с друзьями.
Склонившись над царем, Пердикка спросил:
– Кому ты оставляешь царство?
Александр собрался что-то сказать, но горло сдавило, конец слова слился с приступом кашля.
Пердикка выпрямился и промолвил:
– Наилучшему.
Царь взглядом приказал Пердикке снова наклониться к нему, с трудом снял о пальца перстень с царской печатью с вырезанным на ней изображением Зевса на троне и протянул Пердикке.
Это вовсе не означало, что его преемником должен стать хилиарх, – просто Александр поручал ему временное ведение дел.
Вскоре глаза Александра угасли.
Это случилось 13 скирофориона 323 года.
– Будет жестокое состязание над его могилой, – промолвил Селевк.
Плач и стоны огласили чертоги дворца. Рыдающие навзрыд азиаты называли Александра самым справедливым властелином, македонцы и греки – всегда победоносным государем.
Но мучительное чувство неизвестности пугало всех. Все чувствовали, насколько шатко ближайшее будущее. Войско и огромное государство лишились царя и вождя. Все начали готовиться к худшему.
Среди плача скорби слышались редкие возгласы.
– Сколько безвинных жизней погубил он.
– Теперь снова прольется море крови.
– Судьба полумира находится на краю пропасти!
– С часу на час всё может превратиться в хаос.»
Птолемей оторвался от рукописи, про себя подумал: «Этот междуусобный хаос продолжается уже пятнадцать лет. Ради чего жил Александр? Мир раскололся. Началась война за осколки мира».
И тут же ответил сам себе: «Александр жил ради создания гармоничного мира и прожил великую жизнь».
Птолемей погрузился в воспоминания. Они слетелись в его кабинет из всех других, далеких отсюда мест, – из Коринфа, Афин, Вавилона, Суз, Экбатан, Персеполя. Именно сегодня он решил снова взглянуть на свою жизнь и высказать о ней свое беспристрастное мнение. Сначала он решил отыскать в своих воспоминаниях все самое-самое светлое. И сразу вспомнил Таиду, свою утраченную любовь. Она наполняла дни его светом, а ночи – нежностью. Десять лет он не спрашивал себя, зачем человек живет и зачем он страдает. Он с нетерпением ждал каждой новой встречи с этой удивительной женщиной. Их первая встреча никогда не сотрется из его памяти. Таида очаровала Птолемея сразу же. Он и сейчас слышит ее неповторимый чарующий голос.
– Я не могу покинуть Афины. Я буду совершенно одинока в Македонии.
– Да, ты права… Я не знаю, когда вернусь… Впереди Азия… Когда же мы возвратимся из похода, я наполню твой подол золотом, а дом розами…
Она засмеялась…
– Македонцы – настоящие мужчины…
– А афинянки – прекраснейшие из женщин. Ты оживишь и статую… Как жаль, что скоро придется расстаться. Я верю в Александра…
Ее лицо стало задумчивым.
– Знаешь, Птолемей, Александр похож на героев, о которых пели аэды в старые времена.
После разрыва с Таидой он долго привыкал жить без ее любви. Женщины сменяли одна другую, но ни одна не трогала его сердца.
Птолемей мысленно попытался вызвать в памяти ее образ и заговорить с ней: «Таида, я не могу забыть тебя. Ты слишком глубоко задела мое сердце. Я ревновал тебя и к Александру, и даже к Лисиппу, которого никогда не считал серьезным соперником. Глупец!.. Я не понимал, что гениальный художник любит так, как простой смертный любить не может, что художник всесильнее любого царя. Лисипп увидел в тебе богиню и обессмертил твой образ на века в своей прекрасной статуе.
Но я тоже всегда видел в тебе богиню. Какая женщина на всем белом свете была окружена такой любовью, которую подарил тебе я? Пока бог любви Эрот смотрел на тебя моими глазами, годы не могли тронуть твоей неповторимой красоты.
Любовь – сама по себе вечность!»
На смену Таиде пришла мать. Он вспомнил разговор с матерью в доме Лага в Пелле незадолго до её смерти, накануне женитьбы на Эвридике, дочери Антипатра. Он лежал на ковре, устилавшем ложе матери, на мягких подушках. Руки Арсинои пахли яблоками. Это был любимый запах Птолемея. Этими пахнущими яблоками руками она гладила его волосы, приговаривая:
– Мой маленький, маленький Птолемей. Ты же не любишь Эвридику… Чего ради ты берешь её в жены?
Ему в тот вечер так хотелось чувствовать себя маленьким. Он совсем размяк под ласковыми прикосновениями материнских рук. Птолемей с нежностью поцеловал руки матери.
– Я никогда не думал, что тебя это тревожит…
– Да, я ненавижу весь род Антипатра… Как и многие в Пелле…