— Зря ты мне вспомнил о крысах, — сказал Майк, ощупывая свое лицо, где у него остались шрамы от укусов. — Это рабство зовется нашей жизнью. Мы все стремимся к удовольствиям и стараемся избегать боли, и ничего другого нам не дано. Разве не так?
— Не так, — сказал Вик. — Когда душа начинает развиваться, то она сама начинает управлять телом. Программа тела ослабевает, ее сигналы преобразуются во что-то совершенно другое. И человек становится свободным.
— Нет, он попадает в рабство души, — усмехнулся Майк. — Налей ещё. Вик налил ему и выпил сам.
— Это не рабство, это что-то совсем другое, — сказал Вик. — Душа не настолько требовательна, её голос скорее тихая просьба, а не приказ, как у тела.
— Но твоя душа так же болит, — сказал Майк. — И в ней работает своя программа, заставляющая делать что-то для неё хорошее. Только непонятно, какое удовольствие ты получишь, если ты все делаешь правильно?
— У тебя увеличиваются возможности, — сказал Вик. — Перед тобой открывается огромный мир. Ты получаешь любые знания, которые тебе нужны. И ты становишься по-настоящему свободным, потому что вся вселенная открыта для тебя.
— До тех пор, пока ты, как и крыса в опытах, не умрешь от голода, — засмеялся Майк. — От тела-то никуда не денешься. Так все-таки, какое удовольствие получаешь от души?
— Покой и счастье, — улыбнулся Вик. — И все это очень разное, это не объяснишь, это надо почувствовать.
— О тебе не скажешь, что ты очень счастливый, — сказал Майк. — Ты просто какой-то отстраненный, словно все, что происходит с нами, тебя не волнует. У меня давно возникло ощущение, что ты находишься где-то далеко, хоть ты и рядом. Хоть тебе так же бывает больно…
— Не так больно, — сказал Вик. — Душа смягчает все. Боль, голод и жажда становятся не такими острыми, да и все остальное тоже воспринимается по-другому. Поверь мне, душа освобождает от рабства тела. Это, действительно, следующий шаг в эволюции человека.
— Что ж давай за это и выпьем, — сказал Майк, протягивая ему стакан. — За эволюцию души. Вик разлил остатки водки и выбросил бутылку из самолета.
— Но только это не эволюция, — сказал Майк. — При эволюции, наиболее приспособленные виды вытесняют менее приспособленные и развитые, по крайней мере, так говорил Дарвин. А эволюция души ничего не дает, святых убивают, распинают на крестах, сжигают, и в такие суровые времена они вымирают первыми.
— Души их не умирают, — улыбнулся Вик. — Умирает только тело, а они сами уходят в другое место и больше никогда не возвращаются. Когда все живое на этой планете погибнет, их души будут продолжать жить, а значит, они выиграют.
— Вряд ли это удастся кому-то проверить, — сказал Майк. — Но слушать тебя забавно. Я даже ловлю себя на том, что начинаю верить, что на самом деле существует жизнь после смерти. И что возможно впереди у меня будет ещё много жизней, и я может быть, когда-нибудь стану таким, как ты отстраненным и спокойным, словно все, что происходит рядом, меня не касается, словно не со мной все это происходит. И может быть, и я когда-нибудь уйду с этой земли в пустоту космоса.
— Я бы хотел этого, — сказал Вик. — Развитая душа это совсем неплохо, она делает человека по-настоящему счастливым.
— А ещё я представил себе, что наступит время, когда все люди станут похожими на тебя, — сказал Майк. — Это будет странный мир. Никто никуда не будет спешить, все будут улыбаться друг другу и помогать. И никто никогда не будет одинок. Он недовольно помотал головой.
— Нет, это опасное занятие слушать тебя, — сказал он. — Теряешь чувство реальности, а это слишком опасно. Сейчас и нормальному человеку выжить трудно, а если станешь таким, как ты, то это станет просто невозможно. Хватит разговоров на сегодня, ложимся спать. Он сел в чудом сохранившееся кресло и закрыл глаза.
— Я думаю, что этот мир никогда не станет таким, как я его только что нарисовал, — сказал он. — Не будет столько людей похожих на тебя. А если бы все-таки это произойдет, то этот мир будет обречен.
На земле не сможет выжить такое количество святых, им будет нечем питаться. Люди, чтобы прокормить себя, должны разводить и убивать животных, должны ловить и поедать прочих живых существ.
— Наверно, — согласился Вик. — Если ты помнишь, то в раю из еды были только фрукты.
— Я не помню, я там не был, — усмехнулся Майк. — Я родился на этой земле, вдалеке от рая. Я ем мясо и рыбу, я пью водку и ношу на своем теле шкуры убитых животных.
А, если бы люди этого не делали, то нас просто бы не было. Рай был создан для двух человек, а не для восьми миллиардов. Поэтому мы воюем, и будем воевать. А твой бог, вероятно, этого и хотел, раз выгнал нас из рая.