В том году хлеб шел по высокой цене. Крестьян из предуральской России еще привозили мало, пашенных земель искать некому — не то, что сеять и жать, провизии ждали казенной из воеводских житниц, откуда ввиду воровства и разбойных набегов она нечасто доходила до отдаленных острогов либо покупали втридорога у купцов-перекупщиков. Служилые казаки без еды, жалованья зверели и сами грабили тех, с кого собирали ясак. Народ разбегался по бескрайнему сибирскому космосу. Самые презираемые — раскольники закрытыми общинами трудились как пчелы. Одна странная напасть помимо гонений за упрямство преследовала их в те годы — парадоксальная тяга к запощениям и самосожжениям. Морили себя голодом, горели иноки в скитах, чернецы в срубах, семьи в избах и целые общины в гарях.
Возвращаясь в общину всякий раз Завадский ощущал угрозу — в косых взглядах приближенных экстатиков Вассиана, в уродливом бревенчатом храме, похожем на самую большую в мире спрингфилдскую скотобойню корпорации «Макдональдс», и даже восхищенные лица рядовых общинников, которые видели в нем спасителя их собратьев и их самих от бедности и простых жизненных тягот ясно говорили — Вассиан этого вечно терпеть не станет.
Завадский обретал достаток по здешним меркам, к доброй если не славе его, то авторитету прибавлялось влияние, усиленное рассказами от сопровождавших его в поездках староверов. Слухи о нем проникали в соседние общины. Он жил независимо — не ночевал более в избе сыновей Кирьяка, а нанял мужиков, которые построили ему небольшую избенку на восточной окраине поселения рядом с ручьем и подальше от Вассиана. Он не ходил на проповеди и вообще жил в понимании общинников странно — как дачник, изредка наведывающийся в свой домишко. Между тем, людей притягивал и странный образ его бытовой жизни. В один из редких свободных дней между доставками он призвал кузнеца и плотника, закрылся с ними на полдня в избе, а затем уехал с очередным обозом. В его отсутствие кузнец с плотником соорудили в ручье странное устройство — к обитому железом бочонку приладили клапан с двумя деревянными трубами. Клапан укрепили металлическими накладками. Диковинно он надувался и прыгал, брызжа водой, повышая давление в бочонке. Одна труба шла в пристройку к избе Вассиана, в которой располагалась баня. Так, завел себе Завадский собственную воду в доме.
— Еже теперя? — потешались рядовые старообрядцы, воодушевленные увиденным. — Печь чудной Филипп построит, что сама пироги печь станет?
— Еже тебе печь! А штоб в рот их сама клала?
— Охохо.
— Господь нам его прислал. За муки испытанные. — Говорили некоторые вполголоса, а другие молчали, соглашаясь одними лишь взглядами.
А кузнец между тем и себе в кузнице соорудил водонапорное устройство, и теперь Кирьяк с Агафоном в своих домах требовали такого же.
Наблюдая растущее влияние загадочного «немого», Вассиан, как опытный властитель был осторожен. Сперва надо бы прибрать к рукам источник влияния, а потом уже устранить смутителя душ и сердец невинной паствы.
Для этой цели однажды с Завадским был послан порученец Вассиана — ушлый говорливый мужик Никита Белоус, бывший когда-то дьяком в Дмитровском приходе — на правах старшего он попробовал было сменить Завадского в деловых переговорах с Мартемьяном, но приказчик лишь сунул порученцу ковш водки, велел выпить, а затем со смехом вытолкнул его во двор.
— Не староват подмастерье? — обратился он к Завадскому.
— Это человек Вассиана.
— Вассиана? Я и позабыл уж, еже у вас там всё какие-то старцы. Думал, ты, разбойник, там всем ведаешь.
— Ведаешь. — Задумчиво повторил Завадский. — Ты вот всем тут ведаешь?
— А иначе как? Я боярский сын, хоть и не древнего роду. Слыхал як сказывают? Лучше князем в чертовой заимке, чем приказчиком при воеводе. Здеся свобода, хотя и места лихие.
— А все равно ведь служишь?
— Кому?
— Тому, кто тебя не уважает.
— Твои то кручины, не мои.
— Мои. — Согласился Завадский.
Приказчик сжал крепкий кулак.
— Ежели сжал — не ослабляй. Он не простит. Зде в окрайном остроге один хозяин. А в той избе, из овой ты, чудак, целехоньким вышел я живьем закоптил всех, кто посмел угородиться воле моей. Только последний хитроусый черт Асташка сбежал.