— Ты издеваешься?
— Таня…
— Ты ведь говорил с проректором? Или как там его…
— Тань, давай…
— Ответь.
— Все будет нормально.
— Ты получил должность?
— Пока нет….
— С ума сойти! — она хлопнула себя по бедрам и закрутила головой, будто пыталась найти за что ухватиться.
Завадский вытягивал шею, стараясь получше разглядеть стол за ее спиной. Неужели, подумал он, быть такого не может. И эта убийственная тишина…
— На следующей неделе…
— Почему ты не можешь потребовать? — начала заводиться жена. — Почему ты вечно просишь? Тебя все загружают и загружают, как вьючную лошадь, ты дежуришь, без конца подменяешь всех, при этом работаешь дольше всех на кафедре. С тобой что-то не так? Я не могу работать из-за Виктории, ты знаешь.
— Что ты предлагаешь? Искать другую работу?
Она покачала головой, он подошел взял ее за плечи, будто хотел обнять, но только отодвинул, чтобы заглянуть в комнату.
Так и есть. Он испугался за Викторию.
— Послушай, все решилось, в понедельник будет приказ.
— Так сказал проректор?
— Я говорил с другим человеком. Не могу все сказать, но я договорился.
— Знаю я этот неуверенный тон.
— Ничего ты не знаешь.
— Тебя опять обвесили новыми обязанностями и облапошили.
— Я же сказал все будет нормально, все идет по плану, да мелкие шероховатости, как всегда, это бывает в жизни, но я все решил, на следующей неделе у меня будут все документы, и мы пойдем в банк. Послушай, что с…
— Позвони отцу. — Перебила она.
— Зачем?
— Что значит зачем?! Она его внучка!
— Слушай, успокойся, пожалуйста. Ты знаешь, какой сегодня день.
— Вот именно! Какой сегодня день!
Завадский протиснулся мимо жены в комнату. Опасения его подтвердились. Маленький стол тесно заставлен недорогими нетронутыми угощениями. Вокруг стола впритык стояли стулья с шариками, на которых никто не сидел. Горело бра на стене, освещая бумажную гирлянду с печальной надписью: «С днем рождения».
— Никто не пришел. — Сказала Татьяна, доставая сигарету.
— Но у нее же полно друзей!
— Полно, но никто не хочет приходить на день рождения к инвалиду.
Завадский сердито посмотрел на жену и направился в комнату к Виктории.
Дочь лежала на кровати перед маленьким телевизором. Ее похоже ни капли не волновало, что экран располагался к ней под углом девяносто градусов. На хорошую антенну не было денег, поэтому кусок сыра, разговаривающий с кальмаром двигались скачками словно инопланетянин из старого советского мультфильма «Контакт». Завадский невольно нахмурился, когда взгляд упал на инвалидное кресло у окна.
У ног Виктории лежал нераспечатанный набор для фокусов.
— Извини, котенок, это от нас с мамой.
Дочь не взглянула на него. Он присел на стул у изголовья ее кровати.
— Не помню говорил я тебе или нет, но настоящие друзья как правило появляются в старшей школе, когда люди уже более-менее начинают разбираться что к чему. А у многих выдающихся людей их и вовсе не было. По этой же причине, кстати.
Завадского раздражало инвалидное кресло. Ему тут совсем не место. Совершенно чуждый лишний элемент в их маленькой некогда уютной обители. Как неразорвавшаяся бомба, в которой что-то тикает.
— Не хочу быть выдающейся, — сказала Виктория, продолжая смотреть в повернутый экран.
Наверху орал пьяный сосед — у них всегда было много гостей и праздник каждый день. Еще несколько месяцев назад, они думали, что съедут отсюда, но теперь…
— Завтра пойдем гулять.
— Не хочу гулять в этом…
— Пойдем в парк. Тот дальний, что тебе понравился, за рекой… А на следующих выходных вы с мамой поедете в Москву.
Виктория задрала голову и впервые посмотрела на него — тем очаровательным взглядом, когда кто-нибудь симпатичный смотрит на что-то вблизи, скашивая радужки к переносице.
— Правда?
Завадский обратил внимание, что ее лицо не было заплаканным и испытал что-то вроде отцовской гордости. Его младшие брат и сестра были жуткими плаксами.
— Правда, а через пару недель я к вам приеду, и мы пойдем в парк аттракционов, как раз будет уже тепло, а потом мы вернемся, возьмем велосипед и поедем в деревню, я научу тебя кататься. В деревне ведь у тебя тоже есть друзья?
— Я с ними переписываюсь.
— Ну вот видишь. — Он наклонился ней и прошептал, — потерпи немного, хорошо?
— Ла-а-адно, старик.
— Я не старик, я дракон.
— Нет. Дракон это я. — Сказала Виктория.
— Хочешь торт?
— А ты?
— Пошли они к черту. Мы сами все съедим. — Улыбнулся Завадский и чмокнул дочь в нос.