Ближе к вечеру Андрей повел всех по склону Масличной горы, и вскоре мы поднялись на большую плоскую скалу, с которой как на ладони был виден весь Иерусалим. «Отец мой Небесный, пробил час!» – прокричал он, словно подавая сигнал к началу действий.
Мне особенно трудно вспоминать последнюю трапезу. Только маленькая группа самых преданных учеников собралась в Сионской горнице для тайного ужина по случаю празднования Пасхи. Андрей начал омывать ноги совершенно смутившимся ученикам. Я не помню, что конкретно он говорил, да не так это и важно. Перед моими глазами предстал совсем другой человек. Спокойный, уверенный, переполненный внутренней силой и очень светлый. Его харизма распространялась, заполняя все пространство вокруг. Я находился под абсолютным воздействием его фантастического обаяния. Наверное, так и должен был выглядеть Сын Человеческий…
– Что решил делать, делай скорее, – его кодовая фраза, обращенная ко мне, была сигналом к действию.
В другое время, меня бы позабавил двойной смысл сказанного. Первый – Андрей говорит своему другу Александру, то есть мне, о переходе к следующей фазе операции, а второй – Иисус Христос адресует Иуде фразу, предсказавшую предательство и вошедшую впоследствии в Евангелие. В обоих случаях и без всякого подтекста то, что я решил делать, нужно было делать скорей.
Я покинул горницу и отправился к дому Ханнаны.
13
Мы стояли с начальником храмовой стражи у входа в Гефсиманский сад и обговаривали последние детали. Только что к храмовой страже и саддукеям, ожидавшим нас неподалёку, присоединились римские воины. Теперь группировка насчитывала около шестидесяти вооруженных человек. Изначально первосвященник хотел справиться силами только своих людей, и мне пришлось убеждать его: многочисленные сторонники Иисуса могут оказать серьезное сопротивление. Поколебавшись, Ханнана попросил содействия у Понтия Пилата. Я ждал именно этого. Только присутствие римских офицеров, точнее звеневшие в их карманах деньги Иосифа Аримафейского, вселяли надежду на успешное завершение операции.
Я шел впереди. Шагах в двадцати за мной следовала огромная процессия вооруженных людей с факелами. Я особо не беспокоился: Андрей отправил большую часть своей коммуны в лагерь, чтобы у учеников не возникло желания встать на его защиту. Я увидел Андрея, направился прямо к нему. Апостолы находились не далеко. Все должно было выглядеть, как встреча отлучившегося ученика с учителем. Я подошел, обнял и поцеловал его. Потом новозаветные хроники назовут это предательским поцелуем Иуды. На самом деле в тот момент, мне просто хотелось стиснуть своего друга, обнять так, как делают у нас на родине, и верить. Верить, что все будет хорошо.
Моя миссия была выполнена. Стоило мне отойти, как стражники подбежали к Андрею, схватили и начали связывать. Несколько учеников наблюдали за происходящим в полной растерянности. Кто-то хотел ввязаться в драку, но не торопясь подошли римские солдаты и своим грозным видом охладили пыл и желание вступать в неравную борьбу. Стражники взяли Андрея в кольцо и повели к дому первосвященника. Какое-то время я брел, замыкая факельную процессию.
Нужно было срочно укрыться в доме Ланского до конца операции. Скоро весть об аресте учителя и информация о том, кто его предал, облетит весь город и мне небезопасно станет находиться на улицах Иерусалима. Но я не торопился. Я медленно брел по уже знакомым местам и никак не мог справиться со звенящим чувством, стыда. Я должен был это сделать, но что я сотворил?
Семен Давыдович открыл дверь сам. Он ждал меня. Я обнял его так же, как совсем недавно обнимал Андрея. Вот уж чего не ожидал: ком подкатил к горлу и несколько капель выкатились из глаз. Ланской понимающе похлопал меня по спине.
– Ну все, все, – совсем по-отечески сказал профессор, и мне даже стало неудобно за проявление излишней эмоциональности.
Дальнейший разговор как-то не клеился или, скорее, просто не требовался. Ланской посмотрел на меня и понял, что Андрея уже арестовали. Я, в свою очередь, хотел спросить профессора о римских офицерах. Все ли он сделал для того, чтобы они спасли моего друга? Но понял, насколько абсурдным станет этот вопрос. Конечно, Семен Давыдович сделал все от него зависящее, и даже больше.
Нам предстояло несколько мучительных часов ожидания. Ланской проводил меня в гостевую спальню, комнату, закрепленную за мной с момента прибытия в Иерусалим.