— Ты спросишь, чего я хочу и что происходит, мальчик, — начал Волдеморт, протянув к нему руку. — Так вот. Коснись меня. и ты докажешь своим друзьям (которые наблюдают за нами через это зеркало), что проклятие не действует, и ты больше не можешь повредить мне.
Гарри протянул руку вперед и дал себя дотронуться; вспышки не произошло, хотя на Гарри прикосновение всё же подействовало. Странно — он всё ещё хранил глубинный страх перед тёмным магом и помнил, что он враг, но болезненная связь ушла, освободив его.
— Я не знаю, сильнейший ли вы маг, но точно могу сказать, что я — нет. Простите меня, — обращался неуверенно он к тем, кто смотрел на него. — Зато я знаю о пророчестве, и о своём предназначении, и я готов был себя убить… Но теперь и это бессмысленно. И вам, полагаю, безразлично, раз уж я не оправдал надежд и оказался слабым волшебником.
— Борьба не окончена, — вторил Блэку Кингсли. Но Поттер вряд ли мог слышать его сквозь толщу стекла.
Зато он смотрел, не отрываясь, на Волдеморта: бледно-серое лицо темного мага впервые показалось ему не бесстрастным, а заинтересованным, но в чем?
Скоро отгадка нашлась.
— Они требуют, чтобы ты вернулся, — коротко и просто сказал Волдеморт.
— Я бы не советовала, — вмешалась сиделка. — Мистер Поттер, вы едва можете подняться. Разумеется, в Хогвартсе есть больничное крыло, но вам вряд ли дадут там шанс на полноценный уход, поскольку летом мадам Помфри обычно в отъезде, а профессор Снейп не имеет компетенций колдомедика, несмотря на талант в зельеварении.
Гарри оглянулся на нее, испытывая замешательство. Одна мысль о том, что его вновь будет осматривать Снейп, и к тому же о том, как его насиловали, узнает половина Хогвартса… Правда, быть может, его поселят в гостиницу или позволят погостить месяц у Уизли…
— Даже не думай, — резко оборвал его Волдеморт. Он явно не ожидал этого от себя и тут же язвительным тоном добавил, что жилище Уизли, безусловно, дом уютный, но до крайности шумный и изобилующий любопытными наблюдателями.
Гарри и без него знал о шутках близнецов и мог заранее представлять неумелые попытки Рона утешить себя. Само собой, они не были злыми… Но и смотреть им в глаза у него не было никаких сил. Нет, он прекрасно понимал, что это момент выбора, и какого выбора! Ему нужно бороться с темным лордом и с его наследием, а вместо этого тот, кто его преследовал, протягивает ему руку; выбор был мучителен.
— Я не знаю.
Ему хотелось упасть ничком и не смотреть ни на кого и ничего никому не отвечать, а от него бесконечно чего-то требовали: быть умнее, сильнее, смелее, вынести всё, что можно, и даже больше. На секунду Гарри представилось, что выбор уже сделан, и вот он возвращается в школу, быть может, после месяца в Норе. Но когда он вспоминал лица друзей и однокурсников, он не хотел с ними говорить; когда же ему представлялся Дамблдор, то, напротив, он точно знал, чего директор хочет: чтобы Гарри положил жизнь на поиски оставшихся способов покончить с Волдемортом. И тут он понял: в том-то всё и дело, что убить его он больше не сможет. Не из-за страха, не из-за равнодушия, а именно потому, что Волдеморт, злейший враг, однажды снизошел и протянул ему руку помощи. Вытащил и спас. Позвал врача. Пытался его лечить, вызывая по очереди то студента-колдомедика, то язвительного Снейпа, то крёстного, чтобы не дать угаснуть. Тогда он поднял голову и обернулся к серебристой поверхности зеркала.
— Я не могу, — и он покачал головой.
“Быть может, однажды я отыщу другой путь”, — говорил он себе мысленно, но эта мысль скорее играла роль того же успокоительного зелья, и цеплялся он за неё по привычке.
Шум стихал. Авроры и другие волшебники, что ожидали сейчас за воротами, один за другим исчезали. Несколько вспышек аппарации — и поле опустело.
Волдеморт поднялся, но не ушёл. Гарри впервые, похоже, с момента появления здесь смог спокойно рассмотреть его лицо — утомлённое, с вечной сковавшей его прохладой чувств, но твёрдое. А потом понял, что давно не смотрел в его глаза — и взгляд темных серых глаз с красным отблеском не был ни равнодушным, ни презрительным. Нет, он был заинтересованным и вдумчивым, и он с не меньшим интересом изучал мальчика в ответ, и будто даже искренне сопереживал ему — и, осознав это, Гарри неожиданно отвёл взгляд и покраснел. Он смущается перед злейшим врагом? Немедленно захотелось, как обычно, ершисто вскинуться, но он тут же вспомнил, что всё решил для себя.
— Ты устал. Отдыхай, — ответил Волдеморт. Нет, в этом не было заботы, скорее, констатация факта.
— А вы?
— Меня долго не будет.
“Он хочет получить полный контроль над министерством, если уже не получил. Теперь его главный враг — Дамблдор”, — это Гарри осознал вдруг со всей ясностью. Но сил противиться ему тоже не было.
— Ты всё верно понял, — неожиданно кивнул Волдеморт.
— Вы можете читать мои мысли? Но как, если связь разрушена?
— Нарушено лишь пророчество. Что не отменяет того, что связь между нами осталась. И ещё: не думай, что ты слабый маг. Ты станешь сильнейшим. Но только после моей смерти, — и с этими словами Волдеморт неожиданно улыбнулся. И в этот раз у улыбке не было насмешливости или презрения: скорее, мысль его забавляла. Он снова присел рядом с Гарри. — Тебе ведь известно, что сильнейшим становится тот, кто владеет дарами смерти: Самой сильной палочкой, философским камнем и…
— Да, сэр, — кивнул Гарри. В этот момент он был согласен сколько угодно, чтобы Темный лорд оставался сильнейшим — лишь бы к его мудрости добавлялось ещё и милосердие. “Ведь вы на него способны, сэр!” — Гарри теперь взмолился.
— Ах, ты тревожишься за жизни друзей? Но для них мало что изменится.
— А Гермиона? Она грязнокровка.
— Твоя подруга и весьма умная юная волшебница? Мы изучили подробно её семейное древо. И оказалось, что один её дед был не маглом, а незаконнорожденным сыном волшебника. Пусть он родился от случайной связи, это даст возможность мисс Грейнджер обрести достойный статус, раз уж ты так волнуешься. Ты думаешь, что я хочу править с немногими избранными, а я хочу равенства для тех, кто наделен волшебной силой, и процветания для магов. Сейчас мы вынуждены скрываться, поскольку маглы ненавидят тех, кто отличается, но…
Волдеморт опустил глаза на лежавшего мальчика и понял, что конец речи был произнесен напрасно: Гарри спал, иногда прерывисто вздыхая.
— Идите же. Ему нужен покой после всех этих… событий.
И Волдеморт покинул его, но, вопреки обещанию, ненадолго.
Уже вечером он возвратился вновь. Теперь перед ним вырисовывалась единственная перспектива: покончить с тем, кого он не смог одолеть в первый раз. И теперь ему нужно было заручиться доверием Гарри. Беда была в том, что мальчишка был волен вообще ему не помогать и, напротив, всячески препятствовать; ведь Поттер будет против, если узнает, что он, Волдеморт, собирается покончить с его наставником… Дамблдор отнюдь не забыл о Поттере, хотя весть о снятии клятвы сильно пошатнула его позиции. Но у него оставались союзники, и их было немало. Но всё-таки Волдеморт был уверен, что все они отступятся от борьбы с ним, как только с директором Хогвартса будет покончено. И когда он воцарится в Министерстве Магии, он воцарится и там: все прочие вынуждены будут смириться с этим фактом. Всё просто. Они подчинятся власти и, недолго побунтовав, затихнут. Первое время придётся вести себя с осторожностью, но потом они узнают его и привыкнут к нему.
Но мечтательное настроение он быстро отбросил. “Почему ты не хочешь выйти и бороться со мной лицом к лицу, победитель Гриндевальда?” — завтра он станет вопрошать об этом Дамблдора со страниц Ежедневного Пророка, потому что накануне дал интервью вездесущей Скиттер; та вела себя неизменно нагло, а впрочем, и глазом не моргнула, услышав о планах возвратить магам былое могущество, дать егерям права на восстановление порядка и выслать из Англии всех тех, кто завладел магическим искусством путем обмана (так он назвал грязнокровок). Он обещал много чего: магическим существам больше прав и свобод, волшебникам, носящим в себе хоть каплю крови магов — безопасность, всем остальным — возможность по крайней мере беспрепятственно скрыться. Он обещал приход не царства тьмы, а процветания и просвещения.