Первая неделя прошла тихо, Невилл, вопреки ставкам сокурсников, не разнес лабораторию на осколки, зато притаскивал на занятия младшим кучу растений и, похоже, вполне полюбил новую роль. Снейп не появился — точнее, Гарри его не видел, что в итоге и стало причиной его беспокойства. Боялся он напрасно: профессор зельеварения был вполне здоров и, что следовало ожидать, не пришёл в восторг от выбора лорда.
— Он идиот, — страдальчески простонал Снейп.
— Ну, по крайней мере, он смыслит в растительных ядах и серьезно занялся ими. Он станет специалистом в своем деле.
— О, избавь меня от своих пророчеств, - закатил глаза он. - Зато могу себе представить, как рад мальчишка Поттер. Наверняка повешался тебе на шею с восторженным воплем.
Волдеморт нахмурился: говоря откровенно, часть правды в словах Снейпа была. и он и впрямь не видел со стороны парня той ненависти, какой мог ожидать, что удивляло.
— Он тоже быстро меняется.
— О, он всегда льнёт к тому, кто сильнее и могущественнее. Это в его характере — равно как было и у его дорогого папочки.
Волдеморт мог бы вспылить, мог бы резко одёрнуть своего зельевара — но не стал. Словами Северуса говорила застарелая детская обида, и это скорее казалось жалкой и смешной жалобой, чем серьезным обвинением.
— Мальчишка понял, что не конкурент тебе.
— Я не сомневаюсь, что он станет сильным магом, и уже говорил об этом.
— Мне казалось, это не в ваших интересах, лорд.
— Он в каком-то смысле часть меня, Северус. Вот почему ему важно стать сильнее.
— Вот почему вы рады склонить его на свою сторону, — выдохнул Снейп. Похоже, для него это стало открытием. — И что вы хотите делать дальше? Я хочу сказать, относительно Поттера?
— Он говорил о намерении служить в Аврорате, отдать жизнь защите от магических преступлений.
Снейп кивнул, облизав губы. В этот момент ему показалось, что Волдеморт мало чем отличается от покойного Дамблдора и тоже хочет воспитать из мальчишки сильного наёмника.
— Мудрое намерение, — похвалил он. — Вы не думали… Об артефакте для установления привязанности?
— Он мне ни к чему, Северус.
— Ах да, — кивнул тот. В самом деле, если мальчишка и так очарован его властью над собой.
“И будь добр, не выказывай свою неприязнь слишком открыто”, — хотел добавить Волдеморт, но в последний момент сдержался. От мальчишки он тоже старался держаться дальше, не выказывая того сочувствия, что испытал в первый раз: это было легко. И не потому. что он умело скрывал любые чувства, но и из-за совершенно безумного графика. Утро проходило в Хогвартсе, на занятиях, днём он отправлялся в Министерство, откуда возвращался поздней ночью, и так шли дни. Прошло уже несколько месяцев с начала учебного года, и наступала пора праздников. Что касается Гарри, то он вначале радовался, что Темный лорд не напоминает о своим присутствием слишком часто о том, что с ними случилось и как бесславно они проиграли силам зла, а потом оказалось, что это и не силы зла вовсе — просто пришло время уступить новым порядкам. Он чувствовал при его приближении, как все внутри привычно тревожно замирает, до сих пор опасался его вкрадчивого тона, но помнил и помощь — и ему казалось, что эта память превращается совсем не в то, что следовало бы.
Вместе с Волдемортом часто пропадала днями и Гермиона: Гарри был уверен, что у нее есть хроноворот, который помогает одновременно и стажироваться в Министерстве, и не отставать в учебе, и временами расспрашивал её, что там творится. Она делилась успехами в ответ и обещала, что наверняка убедит Волдеморта не высылать из Англии магглорожденных. Рон скептически хмыкал, Гарри просил объяснить, но она ссылалась на то, что каждый случай индивидуален и расследования ведутся долго, и молчала, ссылаясь к тому же на какое-то соглашение о неразглашении личной информации, полученной на службе.
— Ну, нам-то ты бы могла сказать, — возмущался Рон.
Гарри кивал.
— Не думаю, что в ближайшее время это станет возможно. К тому же, ты не знаешь, чем обернутся случайно брошенные слова, — парировала она.
Но однажды Гарри всё-таки узнал, чем она занимается. Произошло это уже накануне Рождества, в те дни, когда все — и маги, и магглы — с ног сбиваются в поиске и подготовке подарков, в ту пору, когда все ждут чудес. Гарри же скучал без полетов на метле, скучал без друзей, и разве что учёба помогала отвлечься. Подарков он не ждал, и весь прошедший год казался ему тоскливым и чёрным, окрашенным в цвет пережитой боли и страданий с проблесками надежды. Он входил в тот возраст, когда особых подарков уже не ждёшь; больше того, он даже и представить себе не мог, что вообще способно его обрадовать.
В последний учебный день перед рождественскими каникулами он поднялся совсем рано, как привык, и вошёл в обеденный зал. Здесь уже витали ароматы горячего чая, имбиря, корицы — острые, праздничные, уютные запахи. Гарри поднял голову, сощурился от тускло горящих в высоте свечек: стены были украшены остролистом, омелой, еловыми и сосновыми ветками; дух рождества проник сюда, но и он не сильно удивил его. В конце концов, было полутемно, и он, не до конца проснувшись, сел за стол, притянув к себе чашку с чаем. Похоже, он был один. По углам стояла кромешная тьма — впрочем, ему было не десять лет, чтобы её пугаться, хотя тени и казались устрашающими, точно вот-вот явятся чудовища из зимних страшных сказок. В глубине стояла гигантская разлапистая ель, и Гарри все движущиеся тени под ней списывал на колебания пламени свеч, потом — на домовиков, трудящихся над её убранством, — но когда непонятное шевеление под ней стало совсем уж невозможно игнорировать и стало ясно, что там движется кто-то покрупнее Добби, то встал и отправился в самый дальний угол.
— Люмос!
Огонек на конце палочки слабо вспыхнул, выхватывая из мрака очертания высокой фигуры в черном. Темный капюшон скрывал лицо, и Гарри было решил, что перед ним один из Пожирателей Смерти, слуг лорда, которые часто теперь следили за порядком в школе, а потому отступил осторожно на шаг. Неизвестный откинул капюшон, и из темноты вырисовалось знакомое бледное лицо — совсем близко.
— Не бойся.
— Это вы, сэр? Я и не…
Гарри внимательно всмотрелся, остановившись: теперь он видел в глазах Волдеморта тот самый слабый красный отблеск, о котором ему говорили. И когда Темный лорд отступил на шаг, то он сам последовал за ним.
— Куда вы?
— Иди сюда, — он увлек его за огромную ель, в нишу в стене, украшенную активно.
— Что вы прячетесь?
- Хотел спросить: сейчас каникулы, но ты, я думаю, будешь не в восторге проводить их у тётки с дядей, да и Хогвартс… Так что ты мог бы попробовать себя в качестве мракоборца и исследователя тёмных сил.
— Вы серьезно?
— Мне казалось, у тебя за пять лет накопился какой-никакой опыт.
— О, — у Гарри захватило дух. — Об этом я и не мечтал!
И в этот миг Волдеморт ощутил, как мальчишка чуть не притиснул его к стене в своём порыве: он явно был в восторге, и ему самому ничего больше не оставалось, кроме как обнять его в ответ. Спину и лицо защекотали ветки пышных украшений. Сверху соскользнула гибкая ветка омелы, на которую оба, подняв лица вверх, несколько удивлённо воззрились.
— Пусть желания сбудутся, даже если одним из них было желание убить меня.
Он склонился к мальчику, приникнув близко: он ожидал, что тот станет рваться, но ответом… стал поцелуй? Мальчишеский и неуверенный.
— Я вам благодарен, сэр.
Это был скорее знак признания, быстрый и преходящий, но Темному лорду хотелось задержать момент на возможно более долгое время — как хотел он сделать всегда и со всем, что ему было дорого, включая собственную память и собственную смерть. А потому он подержал мальчишку в объятиях ещё некоторое время, не давая отстраниться — и Гарри понял его. Попросил пустить, “а не то увидят”. Зал и впрямь посветлел, свечи горели ярче, слышались негромкие голоса в отдалении. Юные волшебники рассаживались по своим местам в зале, но подходили к своему столу и преподаватели.