Гарри вцепился в подлокотник и встал, опираясь. Это далось с трудом — напоминал о себе порванный анус. Сразу все вспомнилось — и то, как Долохов насильно держал его, и Волдеморт… Что-то, связанное с иглами… Он брал иглу, это точно. Чтобы ему помочь? И, кажется, приглашали целителя…
Воспоминания прошлого дня мелькнули в голове, обрывочные и спутанные. Им не хотелось верить и вообще не хотелось верить в то, что он в логове врага, и странным казалось, что его оставили в покое. Словом, то, что должно было стать отдыхом, превратилось в мучительное ожидание. В мыслях проносились варианты: может, на него наложили заклятье повиновения, а он этого не осознает? Нет, руки и ноги слушались, пусть с трудом. Он не предатель, он будет бороться и докажет, что на что-то способен. Палочки его лишили и держат взаперти, за зачарованной дверью, но остаётся по крайней мере окно! Гарри подошёл ближе к нему, заглянул за высокий подоконник. Вид из окна простирался в туманную даль, в которой все сливалось в один цвет, зато прямо внизу, под окном, футах в десяти, зеленели заросли Малфоевского сада. Вдоль стен вился вьюнок — жаль, побеги были слишком тонкие для того, чтобы выдержать даже его, истощенного подростка. Спальня находилась высоко от земли, но зато внизу виднелась крыша пристроя, тоже густо покрытая зеленью. “Падать туда должно быть не больно”, — утешил он себя. Если получится, он сбежит или хотя бы спрячешься и дождется подмоги, если нет — пополнит ряды местных привидений, став самоубийцей. Нет, ему не было себя жаль, и он ощущал к себе смутно отвращение, а ещё — безмерную усталость от всего, от длившегося год за годом кошмара, от преследований и всего остального. Нет, конечно, друзья его здорово поддерживали, но где они были сейчас?
За этими размышлениями Волдеморт и застал его. Появившись неслышно, он снова заставил Гарри вздрогнуть. Кровь отлила от лица; но зато появление худшего врага взбодрило. Сонная тупая покорность своему настроению исчезла, оставив место одному напряжению.
— Позволишь отвлечь тебя от мыслей о побеге? Тем более, что границы сада зачарованы. Покинуть их нельзя — и они не разрушатся даже от стихийного выброса магии.
— Поэтому вы решили явиться уговорить меня служить вам?
Волдеморт снисходительно улыбнулся.
— Прекратите! — прикрикнул Гарри.
— Нет, это ты прекрати, — и темный лорд довольно крепко ухватил его за локоть, после чего оттащил от окна. — Здесь не лазарет, но я, безусловно, не собираюсь сражаться с тем, кем умело манипулируют.
— Вы пять лет подряд пытались меня убить, а теперь перестанете? Вы просите вам поверить? Не рассчитывайте. Я, быть может, не гений, но и не клинический идиот, каким меня выставляет ваш любимец Снейп.
— Перестал, потому что мне стало известно пророчество. К тому же мне стали известны новые факты. Я поразмысли об обстоятельствах смерти твоих родителей — как бы ни было это печально — и пришел к новым выводам.
— Все равно, — Гарри помотал головой. Он не собирался верить ни единому слову, не хотел дале вдумываться. Волдеморту, который силой усадил его на край постели, пришлось встряхнуть его за плечо, чтобы вывести из прострации — может быть, грубо.
— Ты не понял, мальчик? Директор использует тебя. А когда понадобится — с лёгкостью избавится. И даже больше того, ему придется сделать это. Чтобы убить меня, надо покончить и с тобой. Иронично, правда? Все эти годы твою смерть замышлял тот, кому ты так безоговорочно верил.
— Ложь. Только и всего.
Гарри упал на постель ничком, закрываясь руками, потом обхватил себя за плечи, гладя то, которое Волдеморт недавно хватал своими цепкими холодными пальцами. У него начиналась истерика и он не мог сдержаться, как ни уговаривал себя не верить ни единому слову того, кто сидел рядом. Навалилось разом все, все воспоминания, а сильнее всего — то, что творил Дадли с дружками. Если бы он мог сейчас реагировать, то был бы благодарен темному лорду за то, что он не дотрагивается до него и молчит; впрочем, самому Волдеморту меньше всего хотелось наблюдать истерику, перемежающуюся моментами невменяемости, когда Гарри молча замирал, не реагируя ни словом.
По его просьбе мальчишку отнесли в отдельную спаленку, бывшую комнату слуг, небольшую, но обставленную уютно. Но Волдеморту и ближнему кругу предстояло разочароваться: судя по всему, мальчишку пугало не столько присутствие Волдеморта, сколько само осознание своей слабости. Он ни на что не реагировал, день провел в постели, иногда порывался вскочить — но потом момент ясного сознания сменялся бредом и жаром. На это можно было не обращать внимания — Волдеморт не кривил душой, когда говорил, что Мэнор — не лазарет, но не обращать внимания на состояние мальчика не мог. Вдобавок их связь давала о себе знать: ночью он очнулся от его крика и кошмара, чувствовал запах крови так ясно, точно она была у него на губах, и чувствовал мучительную головную боль. Он бесшумно поднялся с кровати.
— Северуса ко мне, — приказал он, едва встретил в коридоре Белок. Затем отыскал Долохова.
— В чем дело?
— Мальчишке дурно, и я это чувствую. Я вызвал Северуса. Позови своего лекаря тоже.
— Он на дежурстве, но сможет появиться позже.
— Нет, подожди. Ты прав, мы не должны дергать его слишком часто. Могут закрасться подозрения… А нам ещё нужны свои люди в св.Мунго, верно?
Долохов порывался что-то сказать за спиной у лорда, но умолк. Прибытие Северуса заранее казалось ему катастрофой. Этот чёрствый сухой стервятник? Поможет он, как же. Антонин был почти уверен, что он состояние мальчишки только усугубит, а учитывая их взаимную ненависть… Он сам не питал к Гарри нежных чувств, но ему и без того было ясно: причина кроется не в физическом состоянии.
— Северус талантливый зельевар, но…
Конец фразы повис в воздухе.
Волдеморт шел по коридору вперёд, и скоро распахнул дверь в комнатку, где спал мальчик. Он встал на пороге, вглядываясь во тьму, будто бы даже принюхиваясь к ней, к запаху страдания, который пропитывал ее. Темный маг пытался уловить связь между собой и тем, почему он так явно и остро ощутил вдруг боль Поттера. И ощущал раньше — вспышками, достаточно короткими для того, чтобы их можно было игнорировать. Но теперь… Нет. Что их связывало? Волдеморту виделся подвох даже в том, что им вообще удалось выкрасть его. Допустил ли Дамблдор эту оплошность нечаянно или намеренно? Если второе, то он не мог не предвидеть или не опасаться гибели своего протеже. А если он на нее и рассчитывал? В таком случае его немало удивила бы забота, с которой тут отнеслись к мальчишке.
“По крайней мере, мальчик в моих руках”, — думал Волдеморт. И он не собирался его отпускать.
Гарри от его касания вздрогнул.
— Снова вы?
Волдеморт положил прохладную ладонь ему на лоб, проникая в мысли — но они были темны и больше походили на горячечный бред, хотя промелькнула пара сцен ярких и безумных, наподобие той, где Гарри оглядывал себя в зеркале.
— Пришли меня убить? Или наслаждаетесь триумфом?
— Глупый, — констатировал он. — Это не в моих интересах.
— Изображаете милостивого и снисходительного волшебника?
— Пожалуй, оставлю эту роль твоему дорогому профессору Дамблдору. У меня нет нужды разыгрывать перед тобой представления.
Гарри рванулся вперёд, хотел вырваться из-под его руки, да так, что Волдеморту пришлось приложить усилие, чтобы удержать его.
— Лежи смирно! — рявкнул он. — Колдомедик сказал, тебе вообще не стоит подниматься.
— А вам-то какая разница? — простонал Гарри.
— Я, безусловно, не буду плакать, если ты истечешь кровью по собственной глупости, но пока ты здесь…
“Станешь исполнять мои приказы”, — хотел окончить он, но внезапная вспышка люмоса за спиной заставила всех обернуться, поморщившись. В комнату быстрыми шагами вошёл Северус Снейп. За этим последовали молчаливый еле заметный кивок Волдеморту и вопросительный взгляд. Так же бессловесно профессор зельеварения подошел к постели и всмотрелся в бледное лицо своего ученика: бледное, покрытое испариной, со ссадинами на скулах и возле рта, оно выглядело страшным, по-взрослому заострившимся — а вместе с тем проглядывало в нем что-то совсем детское. В этот момент под мрачным оценивающим взглядом сам Гарри понял, что Снейпа, похоже, ненавидит куда сильнее Волдеморта и не ждёт совершенно ничего доброго; один был непредсказуем и, в сущности, плохо ему знаком, зато другой давно и прицельно считал его дурным сыном не менее дурного отца. Вдобавок его вызвали, чтобы что? Чтобы осмотреть его? В этот момент Поттер здорово пожалел, что сопротивлялся накануне при осмотре с тем молодым пуффендуйцем. Нет, нет, кто угодно, только не Снейп, который узнает обо всём, что с ним было… “А если он уже знает, что тебя насиловали?” — мелькнула молнией страшная мысль. И, похоже, Снейп, если и не знал, то с одного взгляда угадал, что произошло.