***
Лёха до последнего не верил, что они смогут выбраться. Они добрались до главного ствола. И по верёвкам, измождённые бегством, выбрались на поверхность, едва совсем не выбившись из сил. Была ясная ночь. Вдохнули свежего морозного воздуха. Не верится. Не верится. А потом они шли по территории рудника, шли через лес по сугробам. Добрались до города. Свет редких фонарей казался божьим светом. Унылые пятиэтажки и умирающие дворы казались райским садом, полным покоя и безопасности. Не галлюцинации ли? Может, Хныкающий наслал на них очередное своё наваждение?.. Но мир был реален.
Камеру пришлось оставить там. Она мешала убегать. И не всё было так хорошо, как им казалось изначально. Конечно, они живы. Но Ваня… В ту же ночь они позвонили его родителям. И всё рассказали, что случилось в шахтах. Марат отговаривал Лёху, говорил, что никто не поверит всё равно, но Лёха отвечал, что если в шахту полезут МЧСники, то они напорются на тварей. И, может быть, погибнут. Нужно было сразу говорить правду. Какой бы безумной она ни была.
Родители Вани устроили скандал с полицией. Разумеется. Они пришли в ужас от известия о гибели сына в глубине какой-то шахты.
-- То есть, чудовища? – ухмыльнулся следователь, после допроса. Лёха кивнул. Они с Маратом пообещали друг другу, что будут говорить на допросах исключительную правду. Их мелкие детали показаний в конечном итоге совпадут. И скептично настроенный следователь заподозрит неладное. Может, настроит психиатрические экспертизы. Пусть. Они здоровы. И тогда в шахту отправят не беззащитных МЧСников, а… кого-нибудь посерьёзнее. Лёха ещё не знал, кого. Может, спецназ. Хотя что могли бы поделать бойцы с теми, кто обитает ТАМ?... Вряд ли пули остановят всю шваль, обитающую в тоннелях.
-- Алексей Гнаровский и Марат Рахимбаев, -- оглашали в судебном зале после многочисленных допросов и экспертиз. – Признаны невменяемыми. И будут помещены для лечения в местную психиатрическую больницу с диагнозом «бредовое расстройство личности». По причине наличия хорошо систематизированного, доминирующего бреда, однако без дезорганизации мышления….
Лёха не верил в то, что услышал тогда. Не может быть, чтобы они вот так просто поставили на них такое клеймо. Почему? За что?! Уж не знают ли они чего-то?...
-- Проверьте шахту, пока не поздно! – вопил Лёха в отчаяньи. – Проверьте шахту! Идиоты!!!
И мысли вяло текли, растворялись, растекались по мозгу, не могли собраться воедино от транквилизаторов. Препараты не давали забыться, нет. Они усыпляли. Но и не давали выбраться из кошмаров. Образы надёжно вгрызлись в память. Виделось, как тусклый свет фонаря вытягивает из мрака тоннелей мерзких насекомообразных тварей. Небольших, не выше колена. Но на хвостах – опасные шипы. Они били в ноги бегущих, прокалывали кожу. По пятам ковыляли на длинных ножках зелёные шарики с огромными улыбками – во весь шар. Виделось, как снуёт в воздухе нечто жалкое и безобидное, понурившееся – чья-то многострадальная унылая душа, обретшая материальную форму. Её легко можно было побить кулаками, сдачи она всё равно не давала, но и не думала отставать... И ужасающий Хнычущий, пробуждал где-то в области сердца испепеляющую тяжесть.
Образы эти не растворялись, когда Лёха изредка открывал глаза. За решётчатым окном на колючих ветвях покачивалась клыкастая птица без перьев. Иногда стучала в стекло, сверкая пустыми глубокими глазницами, будто пытаясь добраться до него. А у кровати стояли те самые зелёные шарики. Они ничего не делали. Только улыбались, большими ртами. Они и в шахте были безобидными. Потом из вида скрылась птица. И окно. Остались только шарики. Они были ближе всего, поэтому Тьма не скрыла их. Но потом и улыбки на их «лицах» стёрлись. Крики разносились повсюду.
-- Можешь ходить?! – кричал Марат прямо в лицо ему. – ЛЁХА, ВСТАВАЙ!! Лёха!!! Блять…
Он едва смог сесть в кровати. Хотелось спать. И всё было как-то безразлично. Через секунду Лёха уже забыл о Марате. Мысли потекли куда-то вдаль, растворились и в той самой дали – совсем распались на кусочки, вместе с самой личностью.
Лёха помнил путь обрывками, выпадая в реальность внезапно. Тогда он осознавал, кто он и где он. Лёха путал шахту с больницей, по мрачным коридорам которой его, опьянённого лошадиными дозами транквилизаторов, вёл Марат. Фонарик терялся в густой черноте. Луч то и дело вырывал чьи-то кишки у стены, разодранные трупы. Стены в лечебнице покрылись трещинами от старости. И кровью. Кровь на стенах. Лужи на полу. Раковины в санузлах – в красных ручьях… Кто-то стоял в темноте и чистил зубы ножом. Заприметив ребят, он улыбнулся кровавым месивом.