Выбрать главу

«Нет. Хоть этот человек и совершил много зла, я не стану ему уподобляться и вершить самосуд. Каждая жизнь ценна, и как бы он ни пытался доказать обратное, это утверждение останется верным всегда. Когда-нибудь Грин будет наказан, но это будет сделано не моими руками»

Главным сомнением, что мучило Уинстона, было по поводу его решения «закончить всё здесь и сейчас». Однако и в этом плане страж не собирался передумывать и твердо стоял на своем.

«Даже если я смогу выбраться отсюда, не получив от бывших товарищей пулю в спину, деваться мне все равно некуда. Другие стражи порядка ищут меня как предателя и преступника - и правильно делают. За то, что я совершил, меня ждет пожизненный срок в Подземке. А если я останусь жить с этим грузом дальше, то просто сойду с ума. Я не хочу закончить так. Смерть для меня даже будет более гуманным приговором, чем жизнь. Возможно, я превратился в эгоиста и сейчас пытаюсь легко отделаться - но это не самый тяжелый мой грех»

Выводы в основной своей массе приходили уже после того, как Сэму удавалось избавиться от остальных метавшихся в его голове и не дававших ему покоя мыслей. В конце концов, систематизировав эти обрывочные идеи, он сумел все подытожить и свести в единое целое. Главный вывод, позволявший принять смерть без страха, как старого друга.

«Все прошедшие месяцы я жил по ошибке. Возможно, Маркус говорил правду, и если бы я остался стражем, меня бы устранили очень быстро. Что лишь подтверждает то, что я ходячий мертвец, без настоящего и будущего. Я умер в тот день, когда потерял свою семью. И сейчас эта ошибка наконец-то будет исправлена. Я лишь надеюсь, что Создатель позволит мне увидеть Тсеру и Дэйва еще раз, хотя бы на мгновение, прежде чем я отправлюсь в ад»

Придя к этому выводу, Уинстон сдвинулся с места и направился в середину зала. Пройдя несколько шагов, он развернулся лицом к двери и сел на бетонный пол, сложив ноги, словно для медитации. Когда Сэм поднял глаза, то он увидел, что в нескольких метрах от него стояли его жена и сын. Тсера и Дэйв смотрели на него, и в их глазах он видел тепло и любовь. Их лица светились от радости, так как они были счастливы вновь увидеть его.

«Вот можешь же, когда хочешь, - в шутку обратился к своему Богу Уинстон»

Улыбнувшись им в ответ, Сэм опустил руку и поднял лежавший на полу автомат. Убедившись, что предохранитель был снят, он передернул затвор, зажал приклад между своих ног, приставил ствол к подбородку и нажал на курок.

***

Петляя по коридорам корпуса мясокомбината, Грин то и дело оглядывался. Всякий раз убеждаясь, что его никто не преследует, руководитель Инквизиции вновь ругал сам себя за глупость, и шел дальше. Когда Грин стал абсолютно уверен в том, что за ним никто не следует, он прикоснулся к спрятанной в его ухе гарнитуре и коротко задал вопрос:

- Статус?

- Он все еще стоит на том же самом месте и продолжает смотреть на двери, словно ждет, что вы вернетесь, - ответили инквизитору на другом конце канала связи.

- Проследите за тем, чтобы он не передумал и попытался сбежать, - приказал Грин и, не дождавшись подтверждения, отключил гарнитуру.

Долго ему бродить в одиночестве не пришлось. Вскоре Маркус наткнулся на инквизитора Варнавского, который вел перед собой тихо хныкающего старика. Заметив появление своего начальника, Алексей отодвинул пленника в сторону и поприветствовал его.

- Ну наконец-то. А то я уже собирался нарушить твой приказ и вызвать тебя или Сэма по связи... - увидев, что глава Инквизиции шел один, Алексей поинтересовался у него. - Собственно, а где Сэм?

- К сожалению, он решил, что после смерти Курганова наши пути должны разойтись.

Не обратив внимания на пленника, Грин подошел к инквизитору и остановился рядом с ним. Было видно, что его интересовало, как Варнавский отреагирует на эту новость.

- Он решил уйти из Инквизиции, как и обещал? - уточнил Алексей.

- В каком-то смысле, да, - ответил Грин и тут же добавил. - Знаешь, мне вот просто интересно... Это он у тебя нахватался этих словечек, ну про жизнь по ошибке и мертвецов, которых вынудили против своей воли служить злу?

 Этот намек был более чем ясным. Сжав губы, Варнавский тоже задал вопрос: