Зейн покачал головой.
— Это ничто, если тебе приходится влачить одинокое существование.
— Да о чем ты? У тебя есть Портия. Куин рассказал мне о том, как она на тебя смотрит.
Зейн внезапно почувствовал, как в нем поднимается прежняя волна гнева.
— Ах да, Куин. Мне все еще нужно свести с ним счеты. Он первый сдал меня Самсону.
Оливер искренне удивился.
— Куин не предавал тебя. Напротив, он держал рот на замке о тебе и Портии, даже после того, как Самсон обо всем узнал.
— Но тогда кто…
— Я даже не сказал о том, что она была у тебя дома тогда, — сказал Оливер.
Зейн поднял руки в защитном жесте.
— Эй, я тебя не обвиняю. Я просто хочу знать.
— Я не крыса…
— Кто? — перебил Зейн.
Оливер колебался.
— Самсон спросил у Томаса, и, очевидно, тот что-то заметил.
Зейн чертыхнулся. Может быть разговор о том, что Томаса влечет к Эдди, и не был хорошим ходом, тем более все знали, что Томас никогда на такое не пойдет. Он был наставником Эдди, а тот натуралом. Неудивительно, что Томас решил отплатить ему за пощечину.
— Думаю, я заслужил. — Оливер с недоумением на него посмотрел. — Не спрашивай.
Он должен извиниться перед Томасом. Черт, он не извинялся ни перед кем десятилетиями, а за последний час готов уже дважды извиниться. Его жизнь определенно меняется.
— Готовы к взлету, — раздался голос пилота.
Зейн молчал, пока они не оказались в воздухе. Но возможность поговорить с Томасом наедине не представилась, потому что пришло время выработать план действий. Благодаря связям Самсона по прибытии в Сиэтл их ждала конспиративная квартира. Найти место, где скрывался Мюллер, оказалось непростой задачей. Даже несмотря на то, что частичный номер сузил поиск до определенного района, но все еще оставалась большая область для поиска.
В то время как Томас колдовал над компьютером, чтобы определить местонахождение штаба Мюллера, Амор использовал свой опыт и копался в записях о праве собственности, чтобы найти доказательства того, что Мюллер купил недвижимость, а не просто арендовал.
Зейн проверил все имена, которые Мюллер или кто-либо из его знакомых использовал в прошлом. В течение дня люди, которые пошли с ним на миссию — Оливер, Нина и два телохранителя — прочесывали местность, но Нина внесла самое важное замечание:
— Нам нужна фотография Мюллера.
— В бумажнике Портии была фотография, — вспомнил Зейн. — Черт, я об этом не подумал.
С тех пор, как Портия убежала от него, Зейн не мог ясно мыслить. Вот это телохранитель!
Габриэль сжал плечо Зейна, от чего того передернуло.
— Не волнуйся, я знаю, как выглядит Мюллер. Я перенесу свои воспоминания в сознание Самсона, и он нарисует нам картину.
Габриэль оглянулся через плечо на босса.
— Да?
Самсон кивнул.
— Без проблем.
— Иногда я завидую твоим способностям, — признался Зейн. Дар Габриэля получать доступ к чьим-то воспоминаниям и передавать их кому-то другому был, вероятно, самым крутым даром, который он когда-либо видел в действии. И фотографическая память Самсона и экспертные знания в живописи и графике Самсона тоже довольно неплохи.
— Тебе не следует, — сказал Амор позади него. — Некоторые способности могут быть проклятием.
Зейн кивнул. Дар Амора чувствовать чужие эмоции был настоящей головной болью, пока не появилась Нина и не исцелила его.
Когда ночь снова сменилась дневным светом, люди предприняли вылазку и продолжили поиски, проверяя цели, которые выбрал для них Томас. Тем временем Зейн расхаживал по комнате. Ноги понесли его в комнату, где Томас установил компьютеры и взламывал все мыслимые и немыслимые системы. После короткого стука Зейн открыл дверь и вошел.
— Привет, — поздоровался Томас.
— Привет.
Зейн переступил с ноги на ногу, когда закрыл дверь позади себя.
— Как дела? — спросил Томас, не отрывая глаз от монитора.
— Можем поговорить?
Его коллега повернулся в кресле.
— О чем?
— О том, что я сказал.
— А что ты сказал? — В голосе Томаса прозвучала нехарактерная напряженность.
— О тебе и Эдди.
Томас напрягся и скрестил руки на груди.
— Не о чем говорить.
— Есть. Я хочу извиниться. — У Томаса челюсть отвисла. — Ты верно расслышал. Это не мое дело, и прозвучало неуместно.
Томас медленно кивнул.
— Думаю, никто из нас не выбирает того, к кому нас тянет.
— Верно. И вот почему мне не следовало этого говорить. Тебе, должно быть, и так тяжело.