Выбрать главу

– Ну, разве не чудесный вид? – Нола, все еще стоявшая рядом, показала в сторону окна, выходившего на залив. Закат уже начал раскрашивать небо, но внимание Пола привлекла соседняя стена. По всей высоте ее были разбросаны десять маленьких овальных окошек, украшенных витражами с женщинами в развевающихся одеяниях. На одном витраже женщина прикрывалась от солнца кружевным зонтиком, на другом – прогуливалась с борзой, на третьем – вдыхала аромат кроваво-красной розы.

– О Боже мой, – вырвалось у него. Он не знал – она ни разу не упоминала – о существовании этих окошек. – Это потрясающе!

– Угу, – согласилась Нола. – Она была очень талантливой дамой.

Пол мог бы провести весь остаток вечера перед этими овальными кусочками стекла, но Нола взяла его за руку и повела на кухню.

– Давайте поздороваемся с Алеком, – сказала она. Кухня тоже была насквозь пропитана Энни. Навесные шкафчики, рабочие столы, пол были абсолютно белыми, но стены почти сплошь состояли из окон с витражами, так что даже в приглушенном вечернем свете комнату заливали мягкие пастельные краски.

Алек стоял, склонившись над столом у мойки, и открывал бутылку вина. Увидев их, он улыбнулся.

– Привет, Нола, Пол. – Он коротко коснулся плеча Пола.

– Макрель была превосходная, – сказала Нола. Она поцеловала Алека в щеку, нежно коснувшись рукой его груди, так что у Пола по спине пробежали мурашки. Было ли между ними что-то? Как мог Алек, совсем недавно потеряв Энни, позволить другой женщине даже прикасаться к себе? А Нола еще к тому же смотрела на Алека с обожанием, которого тот, похоже не замечал. Пол предположил, что Алек, с его темными волосами, пронзительным взглядом голубых глаз и улыбкой, вызывающей удивление, поскольку кажется, что ни в каких обстоятельствах он не позволит себе ни малейшего легкомыслия, относится, по-видимому, к тому типу мужчин, который женщины находят привлекательным.

«Он такой чувственный», – сказала про него Энни во время первого интервью. Пол воспринял ее слова как предупреждение, намек на то, что на этот раз у него нет ли малейшего шанса на близость с нею. Позже он задавался вопросом, не пыталась ли она предостеречь саму себя?

Алек расставил на подносе несколько бокалов и вручил Полу бутылку.

– Поможете мне разлить?

– Конечно. – Пол старался, чтобы его голос звучал столь же бодро, что и голос Алека, но у него ничего не получилось.

Он принял бутылку из рук Алека и начал разливать вино, но его взгляд зацепился на белую декоративную полку между рабочим столом и навесными шкафчиками. Там, прямо перед его глазами, стояла маленькая голубая лошадка «клауазоне», которую он купил Энни в Нью-Хоуп. Пролив немного вина на поднос, он вынужден был поставить бутылку и дождаться, пока уймется дрожь в руках.

«Беби Блу». Она хранила ее все эти годы.

– Возьмете поднос? – спросил Алек, когда они с Нолой понесли в гостиную печенье и кукурузные чипсы.

– Конечно, – снова сказал Пол. Он раздвинул бокалы на подносе так, чтобы они не звякали друг о друга, когда он понесет его.

Он сел лицом к стене с овальными окошками, но свет снаружи быстро угасал, и со своего места он уже не мог различить изображений. Кроме того, ему приходилось принимать участие в общей беседе. В какой-то момент разговор вдруг переключился на него.

Алек сделал глоток вина и взял в руки папку с материалами по истории маяка, которые подобрал Пол.

– Замечательная работа, Пол, – сказал он. – Вы бесспорно заслужили право остаться в комитете.

Остальные согласились с этим. Брайен Касс только добавил, что хорошо бы добавить еще немного информации о Мери Пур.

– Мне нужно кое-что сделать для «Газетт», – сказал Пол, – но надеюсь, я смогу выбрать на следующей неделе какой-нибудь день, чтобы заскочить в Мантео.

– Можете не спешить, – сказал Алек. Он глубоко вздохнул и поставил свой бокал. – М-да, пожалуй, мне следовало подождать, пока все вы еще немного выпьете, прежде чем переходить к следующей теме. – Он взял другую папку. – Боюсь, что все кончено, друзья. Парковая служба приняла окончательное решение.

– О Боже! – воскликнула Сондра. – Они собираются его передвинуть?

Алек кивнул, а Уолтер Лискотт застонал и зарылся лицом в ладони.