– Я никогда не использовала вас, Алек. Во всяком случае, преднамеренно. Вы подошли ко мне первым, помните? И я знаю, что Пол тоже не использовал вас. Его всегда зачаровывал кисс-риверский маяк. Он не знал, что вы там работаете в комиссии, и чуть не ушел, когда все это выяснилось.
Алек вдруг встал и посмотрел ей прямо в глаза.
– Вы мне нагло солгали, Оливия. Вы сказали, что женщина, которой интересуется Пол, уехала в Калифорнию.
– А что я должна была сказать?
– Может быть, правду? Или об этом не могло быть и речи? – Он вытер руки о тряпку. – В тот вечер, когда Энни поступила в отделение скорой помощи… – Он закрыл глаза, и между бровей образовались глубокие морщины, как будто он испытывал боль.
Она дотронулась до его плеча, и он, стряхнув ее руку, снова открыл глаза.
– В тот вечер вы уже знали, кто она, разве не так? – спросил он. – И вы знали это, когда делали операцию. Вы знали, что это из-за нее Пол ушел от вас.
– Да, я знала, что она. Но Пол до этого вечера не уходил от меня. Это когда я пришла домой и сказала ему, что она умерла, он просто помешался.
– Не будете же вы утверждать, что не почувствовали тогда никакой радости? От того, что она умерла?
У Оливии перехватило дыхание, и слезы, которые она сдерживала в течение последнего часа, потекли по ее щекам.
– Вот значит каким человеком вы считаете меня? – Она повернулась, чтобы уйти, но он схватил ее за руку. Его пальцы крепко стиснули ее запястье.
– Я понятия не имею, что вы за человек, – сказал он. – Я вас не знаю.
– Нет, вы знаете. Вы знаете обо мне вещи, которых я кроме Пола никому и никогда не рассказывала. Вы были мне близки. Вы были для меня… меня тянуло к вам. – Она вытерла щеку тыльной стороной ладони. – Пол однажды сказал мне, что его чувство к Энни было до боли безответным, потому что она слишком сильно любила вас. Я не уверена, что приблизилась к пониманию, почему Пол полюбил Энни, но я понимаю, почему Энни любила вас, Алек. Я полностью понимаю это.
Она повернулась, чтобы уйти, и на этот раз он ее не задерживал.
Оливия легла в постель в десять часов, но уснуть не могла. Ребенок был таким же неспокойным, как и она весь этот вечер. Его легкие суетливые движения казались неистовыми, нескончаемыми, и каждый раз, когда она меняла положение в постели, он давал ей знать о своем недовольстве.
От Пола не было никаких известий, а сама она еще не была готова первой начинать разговор с ним. Но Алек… Что она еще могла сделать, чтобы он понял? Разве что причинить ему очередную боль, рассказав о короткой связи Пола и Энни. В десять тридцать телефон так и не зазвонил, и она подняла трубку, чтобы проверить, работает ли он.
Без четверти двенадцать раздался стук во входную дверь. Накинув халат поверх хлопчатобумажной ночной рубашки и спустившись вниз, в темную тишину гостиной, она включила свет на крыльце и выглянула в окно. У дверей, засунув руки в карманы джинсов, стоял Алек.
Она открыла дверь. Он неуверенно улыбнулся:
– Я собирался позвонить, но решил, что вместо этого, лучше заеду.
Оливия отступила назад, и он прошел следом за ней в гостиную. Она закрыла дверь и прислонилась к ней, покрепче завязывая пояс своего халата.
– Сегодня утром я вышел из себя, Оливия, – сказал он. – Простите меня.
В комнате было так темно, что она могла разглядеть лишь белки его глаз и белые полоски на его тенниске. Но ей не хотелось включать свет, не хотелось, чтобы этим вечером он так легко мог прочитать выражение ее лица.
– Это моя ошибка, что я не рассказала вам всего, – сказала она. – Я балансировала между вами и Полом. Сначала в разговоре с вами я опустила некоторые подробности, а потом умолчала кое о чем, говоря с Полом. И вдруг все это обрушилось на меня, как снежный ком. Я не лгунья, Алек. Обычно я вообще не вру.
Некоторое время он молчал.
– Нет. Я не считаю вас лгуньей, – произнес он наконец.
Ее глаза привыкли к темноте, и она увидела, как он печально улыбнулся.
– Откуда Пол узнал? – спросила она. – Как он выяснил, чем я занимаюсь?
– Я думаю, это Лейси. Он разговаривал с ней вчера перед собранием и, может быть, поэтому так быстро ушел, – Алек провел рукой по подбородку. – Бедная Энни, – сказал он. – Она была такой подавленной последние несколько месяцев перед своей смертью. Теперь я думаю, не был ли Пол причиной ее состояния, может быть, он мучил ее каким-то образом.
Оливия закусила нижнюю губу.
– Думаю, это вполне возможно, Алек. Он нахмурился.
– Вы думаете, он пытался заставить ее переспать с ним?
Она пожала плечами, отводя взгляд в сторону, как бы обдумывая такую возможность.
– Думаю, только Пол может ответить на этот вопрос.
Алек подошел к окну и выглянул на улицу.
– Почему она не рассказала мне, что он причиняет ей беспокойство? – спросил он, повышая голос. – Я спрашивал ее много раз, что с ней происходит. Я терпеть не мог, когда она погружалась в такое состояние. Меня это пугало, она казалась такой… потерявшей себя.
Алек, похоже, тоже погрузился в себя. Его уже не было в этой комнате рядом с ней.
– Я просил, чтобы она позволила мне помочь ей, я умолял ее, но она… – Он покачал головой. – О Господи! Какое это теперь имеет значение? – сказал он устало.
Оливия опустила руку на спинку плетеного стула:
– Почему вы не садитесь? Он покачал головой:
– Я не хочу.
Он подошел и обнял ее, положив ее голову себе на плечо. От него пахло знакомым одеколоном, и она закрыла глаза. Они стояли так довольно долго. Оливия не открывала глаз. Она чувствовала возбуждение и легкое головокружение, но не пыталась подавить свои чувства, позволяя им поглотить себя до тех пор, пока ей не пришлось вцепиться в Алека, чтобы удержаться на ногах.
Руки Алека скользнули вниз и легли на ее бедра, он мягко притянул Оливию к себе и прижал к твердой выпуклости живота. Оливия почувствовала острое желание коснуться его пениса, взять его в руки, в рот, и сцепила пальцы за спиной Алека, чтобы не дать им двинуться к его ремню.
– Что здесь такое, в этой комнате? – нежно прошептал Алек в ее ухо. – Похоже, она всегда на меня так действует.
Она развязала поясок халата и распахнула его, так чтобы их тела стали еще ближе, и прижимаясь к Алеку, почувствовала, как удары сердца эхом отдаются внизу живота. Наверное, она должна что-то сказать ему, сказать, что хочет этого, хочет его. Энни, несомненно, всегда что-то говорила.
– Оливия, – шепнул он, – где твоя спальня? Она отстранилась, взяла его за руку и повела наверх, по коридору, а когда они добрались до ее спальни, уже ни о чем больше не думала. Она села на край кровати и, расстегнув его джинсы, запустила туда руку, достала твердый набухший пенис и поднесла его к губам.
У Алека перехватило дыхание.
– О Боже, Оливия, – он запустил пальцы в ее волосы, скользя ладонями от шеи к затылку и обратно, она же самозабвенно трудилась над его телом и едва услышала, когда он попросил ее остановиться. Просьба была мягкой, почти вежливой, и он повторил ее, чуть отодвинувшись.
Она заволновалась, боясь, что сделала что-то показавшееся ему неприличным, или что он снова собирается уйти. Скажет, что они оба слишком уязвимы, и выйдет за дверь. Она посмотрела на Алека.
– Что-то не так?
Он сел рядом на кровать, обняв ее за плечи.
– Нет, все так, все прекрасно, просто ты меня удивила. Я не ожидал… именно этого. Я слишком долго был один, и если бы ты продолжила в том же духе, все закончилось бы через несколько секунд. А я вовсе не тороплюсь поскорее с этим разделаться, – он провел пальцами по ее щеке. – Ты плачешь?
Она коснулась кончиками пальцев своего лица и почувствовала влагу.
– Не знаю.
Он наклонился и поцеловал ее, нежно, слишком нежно. Этот поцелуй казался ей невыносимо медленным, и она углубила поцелуй языком, повернувшись и положив ногу на его бедро.
Руки Алека скользнули по ее телу, забираясь под ночную рубашку, он слегка отклонился назад и посмотрел на нее.