— Макс! — Мама в ужасе глянула вниз. Хорошо хоть ей Джеба не рассмотреть. Камнем падая вниз, он уже почти скрылся у нее из виду. Только мои орлиные глаза по-прежнему отчетливо видят выражение смертного ужаса на его лице.
— Газзи не мог его удержать… — начинаю было я, но тут мимо нас проносится какое-то крупное тело. Оно шаркнуло меня по крыльям и стукнуло по ногам. И только тут я понимаю, что это Дилан пытается спасти Джеба.
— Газзи! — крикнула я. — Быстро! Лети помоги Ангелу.
Газ выгнулся, вильнул и всего за пару взмахов догнал нашу троицу. Широко распластав крылья, он практически лег на воздух, подставив Надж спину и приняв на себя чуть не всю ее тяжесть. Скорость ее упала. Трагедия предотвращена: они оба, хоть и треснулись о землю плашмя, но в лепешку их не расплющило. Ангел сосредоточилась на Игги. Сейчас они достигнут земли. Главное — самортизировать его падение.
— Когда опустимся, — я стараюсь найти осторожные слова, от которых мама не потеряет голову, — постарайся упасть набок.
Обычно я приземляюсь в разбег. Но могу и солдатиком — просто упал с неба и встал в стойку. Хотя никому не советую это пробовать — колени враз из коленных чашечек выскочат. Но в этот раз я повернулась боком, чтобы из этой позиции мама смогла с меня соскользнуть. Боюсь только, не слишком ли жестко она упала. Лежит и не шевелится. А я между тем, несколько раз перекувырнувшись, через пару секунд затормозила на всех четырех костях и встала на карачки, как какой-то зеленый сосунок-любитель.
Сразу за моей спиной Дилан и Джеб проделали тот же маневр. И оба остались живы. И то ладно — на большее мы и не надеялись.
Футах в двадцати в стороне, подняв столб красной аризонской пыли, на землю свалился клубок: Надж, Игги, Ангел и Газман. Руки-ноги-крылья переплелись, катится кубарем через голову. Кто где, не поймешь. Если учесть, что я всерьез опасалась, что их раздавит в лепешку, дело обстоит не так плохо. Жить можно.
На четвереньках подползаю к маме:
— Мам, ты как?
Она осторожно перекатывается на спину и рукой прикрывает глаза от палящего солнца Аризоны:
— Ничего. Только, по-моему, у меня сломана рука.
Мой взгляд сам собой скользнул на ее руку, завернутую за спину под странным противоестественным углом. На нее даже смотреть — и то больно.
Как могу, нежно пробую высвободить руку из-под тела. Мама скрипит зубами, а на лбу у нее выступает испарина.
— Нога… нога… — стонет Джеб.
— Надж? Игги? Вы живы? — окликаю я ребят.
— Не знаю, что с крыльями… Ими не шевельнуть… Кровь… — едва ворочает языком Игги.
— У меня тоже крылья, — всхлипывает Надж.
— У меня полный порядок, — бодро рапортует Дилан.
Я только глянула на него — сразу увидела: лицо — вся правая половина — в клочья разодрано галькой, а из разорванной губы на рубашку капает кровь.
— Значит так! Нам необходима помощь. Срочно!
Такое вы от меня нечасто услышите.
18
Поклонников больниц среди нас нет. Маме это прекрасно известно. Поэтому она предлагает:
— У меня в клинике можно сделать рентген и наложить гипс. Там и крылья объяснять никому не придется, и анализы крови я сама посмотрю. И клиника тоже недалеко. Давайте я вызову своих коллег.
Отцепляю от ремня мобильник и протягиваю его маме.
Пока мы ждем машину, я нервничаю, потому что у Надж и Игги никак не останавливается кровотечение. Отвожу с исцарапанного лица Надж кудряшки, и пальцы у меня трясутся мелкой дрожью. Да и сама я всем телом вздрагиваю при одной мысли, что мы только-только были на волосок от смерти. У Газзи множество растяжений и вывихов. Локти и колени — кровавое месиво. По всему видно, он и изнурен, и страшно подавлен. У меня ноют грудь и спина, и сильно дергает крыло там, где проволокой перья отчекрыжило. Но терпеть можно. В целом, надо сказать, лично я отделалась легким испугом.
— А что с профессором случилось, кто-нибудь видел? — поинтересовалась я.
Ребята отрицательно качают головами, и я поворачиваюсь к Дилану:
— А ты где был? Почему сразу вслед за Джебом из самолета не прыгнул? И где был Ханс, когда ты выскочил?
Дилан сделал шаг вперед и сморщился от боли. Ногу он немножко приволакивает, но вроде идти может. У него даже раны на лице и на губе уже начали затягиваться. Вот где пригодилась его генетически заданная способность к самоисцелению.