К счастью, последние дела в Троелевстве эльфов были улажены, все условия мирного соглашения оговорены и подписаны, мой отряд достиг границы реальности — места, где ткань пространства и времени истончалась настолько, что умелому магу ничего не стоило открыть портал в другой уголок вселенной. А сегодня, ближе к полуночи, условия для перехода должны были стать еще более благоприятными.
Я оглядела своих людей, напившихся до беспамятства и отключившихся в объятиях друг друга прямо на голой земле, выжженной кострами. Почувствовав близость дома, солдаты расслабились, и я не могла их винить: место было безопасное, боевые ведьмы возвели над лагерем дополнительную защиту — купольное заклятье, да и все давно нуждались в том, чтобы сбросить скопившееся напряжение.
Выспавшаяся и отдохнувшая, я была благосклонна к чужим мелким слабостям, но тут мой взгляд, рассеянно блуждавший от дерева к дереву, от палатки к палатке, внезапно наткнулся на обнаженную фигуру мужчины, посаженного на цепь.
Это был эльф. Один из вчерашних пленников. Его приковали к наколдованному столбу, врытому в землю.
Несчастный не замечал меня. Я стояла далеко, но драконье зрение позволяло разглядеть искалеченное тело воина даже с расстояния в несколько сотен метров.
О боги!
Крепкие бедра мужчины потемнели от синяков, оставленных грубыми пальцами. На его груди появились свежие раны — царапины от длинных женских ногтей, на шее — багровые метки засосов со следами зубов. Волосы, некогда сияющие, жемчужно-белые, стали грязными, спутались в колтуны: всю ночь их наматывали на кулак, заставляя эльфа болезненно запрокидывать голову.
Леденея от ужаса, я присмотрелась внимательнее. Ссадина на скуле, запекшаяся под носом кровь, треснувшие уголки губ, словно рот эльфа зачем-то пытались растянуть и едва не порвали.
Меня затошнило и едва не вывернуло наизнанку, когда взгляд скользнул ниже, по мышцам напряженного живота, по безволосому исцарапанному лобку, к съежившемуся багровому члену, мягкому, усталому, использованному за ночь десятки раз.
Ярость поднялась изнутри, наполнила меня до краев: Мерида соврала! Нарушила мою волю, наплевала на приказ! Позволила жадной, голодной до секса толпе выплеснуть похоть на пятерых беззащитных пленников. От вина и ощущения вседозволенности воины озверели. Чудо, что они не затрахали эльфов насмерть, что те сумели дожить до утра и еще как-то двигались.
В шоке я не могла отвести взгляда от эльфийского достоинства, от этого жалкого комка плоти, явно воспаленного и пульсирующего болью. Гордый воин больше не прикрывал пах, хотя вчера, по словам Мериды, отчаянно цеплялся за свои доспехи и рубаху, которые с него пытались сорвать. Обнажиться перед посторонними для эльфов — позор. Еще недавно несчастный остроухий солдат сражался за свою честь. Теперь сражаться было не за что. Его унизили самым мерзким способом из всех возможных. Растоптали.
Я сглотнула застрявший в горле колючий ком. Мошонка пленника, выжатая досуха, пугающе красная, болталась между ног тряпицей. Судя по оставшимся на коже следам, яйца эльфа перетягивали веревкой, чтобы член стоял часами и не падал. Неужели эти варвары, мои люди, так и не смогли влить в его рот любовное зелье и решили воспользоваться старым, проверенным способом?
С чувством гадливости я представила, как женщины из моего отряда — а почти все они были великаншами, с развитыми от тренировок плечами, грубыми руками-лопатами, с мужеподобными фигурами — по очереди седлают связанного, лежащего на земле воина. Как они опускаются на его насильно поднятый член и скачут на нем, уродливые гоблинши на прекрасном изящном эльфе.
И хорошо, если беспомощностью пленника воспользовались только женщины.
От мысли меня замутило.
«Это я виновата. Моя вина. Вчера я могла спасти хотя бы одного из этих бедняг. Хотя бы одного! Например, этого избитого, обесчещенного мужчину, которого, как собаку, приковали к столбу. Если бы я объявила эльфа своим трофеем и забрала к себе в шатер, как настаивала Мерида, его бы не изнасиловали. Но я… Я хотела одиночества, а потом, как последняя дура, доверилась той, кому доверять не следовало. Мерида. Тварь! Увижу — убью голыми руками».
Еще не решив, что собираюсь делать, я двинулась по краю поляны в сторону пленника. Того мучила сильная жажда: снова и снова он пытался добраться до глиняного черепка, в котором, видимо, осталось немного воды — возможно, ночью шел дождь.