Цепи натягивались, кандалы врезались в содранные до мяса запястья, ошейник — в горло, но пальцы несчастного лишь слегка задевали осколок разбитого кувшина. Будь цепь хотя бы на сантиметр длиннее, эльф смог бы напиться.
Неужели никто за ночь так и не дал пленникам ни еды, ни воды? Все долгие часы, пока я спала, их только насиловали и били?
Эльф захрипел. Очередная попытка дотянуться до вожделенного осколка с каплями жидкости на дне закончилась тем, что ошейник впился в горло слишком сильно. Придушенный эльф закашлялся, потом облизал потрескавшиеся губы — хотел их смочить, но те остались сухими: во рту не было ни капли слюны.
Бедняга собрался возобновить свои тщетные попытки напиться, но тут заметил меня. Его спина напряглась, рука дернулась, прикрыв промежность. Неужели он все еще был способен испытывать стыд? Даже после стольких часов насилия считал необходимым прятать от чужих взглядов свои интимные места?
Я остановилась напротив пленника.
Да это же тот самый эльф, на которого вчера так бурно отреагировали мои драконьи инстинкты! Эльф, едва не плюнувший мне в лицо в ответ на унизительную пощечину. И сейчас он явно решил, что я пришла воспользоваться его телом так, как это сделали другие.
Глава 3
Несколько секунд эльф смотрел на меня затравленно, не в силах сдержать ужаса. Наверное, вспоминал, какой кошмар ему пришлось пережить и всей душой противился его повторению. Голубая венка пульсировала на его виске. Кадык судорожно ходил под широкой полосой ошейника. Эльф плотнее прижал ладонь к паху в инстинктивном желании защитить от посягательств свои измученные, натруженные органы.
Однако усилием воли ему удалось взять эмоции под контроль. Этот воин не забыл, что такое гордость, даже пропустив через себя десятки чужих похотливых тел. Уже в следующую минуту он выпрямил спину, развел плечи и взглянул на меня совершенно по-другому — без страха, высокомерно, словно это не он сейчас сидел на цепи после группового изнасилования, голый и избитый. Цепи, звякнув, легли на землю у его ног. Эльф вздернул подбородок и спокойно встретил мой взгляд. Каким-то образом ему, грязному пленнику в ошейнике и кандалах, удавалось смотреть на меня, свою хозяйку, сверху вниз и не терять достоинства.
— Не знал, что Чудовище из Сумрака предпочитает доедать за своими солдатами.
Чудовище из Сумрака? Так Иданн Окайро называли в эльфийских землях?
Выплюнув эту оскорбительную колкость, пленник даже нашел в себе силы усмехнуться. Его окровавленные губы с треснувшими уголками искривились в презрительной гримасе.
«Вчера я могла взять его к себе в шатер. И этого ужаса с ним бы не случилось».
На грубость я промолчала, и эльф напрягся, не зная, чего ожидать. На некоторое время повисла тягостная тишина, затем нервы пленника сдали.
Он снова заговорил. Зло. Саркастично.
— Боюсь, ничем не смогу тебе помочь. По крайней мере, ближайшие несколько дней. Даже если ты вольешь в меня литр возбуждающего зелья или снова перевяжешь мою плоть веревкой. — С протяжным вздохом он убрал руку от паха, чтобы показать мне, во что превратилось его мужское достоинство. Этот жест явно дался ему с трудом. — Нравится?
Мне не нравилось. Глаза защипало от навернувшихся слез, но, разумеется, Иданн Окайро не могла позволить себе такой роскоши — заплакать.
Гордый эльф старался выглядеть невозмутимым, но от моего острого слуха не укрылось тихое болезненное шипение, когда его рука вернулась на место — снова накрыла пах. Похоже, любое, даже легчайшее прикосновение к натертой плоти причиняло ему страдания.
Если сегодня кто-то попытается овладеть пленником, то наверняка превратит его в калеку.
Этого нельзя допустить.
Если единственный способ спасти несчастного от дальнейших надругательств — объявить его своим трофеем, я так и сделаю.
— Вставай, — сказала я и подумала, насколько сложно будет пленнику выполнить эту просьбу — просто подняться на ноги. Мысль о том, чтобы подать ему руку, была сразу отброшена как абсурдная. Не примет эльф мою помощь. Ничью не примет. Скорее, посчитает такой жест дополнительным унижением.
— Зачем? Мне и здесь неплохо.
Пленник отчаянно пытался удержать на лице маску хладнокровия, но та расползалась по швам, шла трещинами, и сквозь щели начинали бить ключом страх и паника.
— Встань, — повторила я. — Никто тебя не тронет и пальцем.
Он не верил моим обещаниям, ожидал подвоха, и тем не менее подчинился.
Загремели цепи. Поднимаясь с земли, эльф до скрипа стиснул зубы, чтобы не дать крику боли вырваться наружу. Его тело превратилось в сплошной синяк, возможно, какие-то кости были сломаны, но он встал на ноги без единого стона, не морщась.