Обманутый погребальный костер бушевал и рычал перед ними, обгладывая пустые саваны. Будь они полными, Па посыпал бы огонь солью и пригласил мертвых на вороньи пути в следующей жизни. Лордикам даже не пришлось умирать, чтобы пойти по стопам Ворон.
Страх пополз по позвонкам Фу, нашептывая, что теперь их поймают, что Па связан с клятвой навсегда, и хуже всего, что Подлец прав.
Она держала его руку, следила за костром и старалась не думать о зубах Фениксов.
Слишком быстро наступившее утро слишком быстро отыскало Фу. Она, сколько могла, прятала лицо от солнца, заглядывавшего в щели тростниковых ширм, и поглубже укутывалась тонкой накидкой. В конце концов с подстилки ее согнал запах. Свежий хлеблин, подгоравший на сковородке. Она снова принюхалась и уловила аромат жареного мягкого сыра и меда, ее любимых.
Только Па выпекал хлеблины таким образом, а когда он этим занимался, подразумевались две вещи: либо она заслужила угощение, либо ему требовалась услуга.
Любопытство и голод подняли ее на ноги, и она потянулась в пустом приютном склепе. До лагеря они с Подлецом добрались незадолго до рассвета. Тех нескольких часов, что она проспала, было недостаточно, но что есть, то есть.
Фу осмотрела небольшое помещение, пытаясь припомнить, кто из богов был здесь похоронен. Урны зубов теснились вокруг основания центрального идола, однако такие стояли в каждом склепе вороньих богов. Кости Фу гудели, вторя работе сотен зубов: те, что попроще, воробьиные, поддерживали невидимость склепа, те, что поблагороднее, павлиньи, сплетались в иллюзии деревьев в этом месте.
Никакой Олеандр не отыщет их ни здесь, ни в любом другом приютном склепе. Па говорил, что почти двести им подобных были припрятаны по Сабору. А еще он говорил, что без них Вороны бы пропали. Только склепы давали им безопасное пристанище, где можно было растить малышей, пока те не становились достаточно взрослыми, чтобы ходить по дорогам, или лечить больных и раненых, или оставлять лишние припасы для других стай, которым повезло меньше.
Повсюду, куда ни падал ее взгляд, на глиняных стенах шелушились грубые фрески, изображавшие мертвых богов. В одном углу первые боги создавали тысячу божественных детей, в другом – тысяча богов учреждала Завет, неся в мир смерть, суд и возрождение. До этого люди были не более чем игрушками богов, не обладая собственной волей.
Фу сомневалась в том, что с тех пор произошли хоть какие-то изменения в лучшую сторону.
На фресках нечетко проступало несколько богов: Верная Звезда Хама, охранявшая спящих Ворон, Перекрестные Очи, что уводили их от предательских дорог, Гневная Дена и ее сто сотен зубов. В первые луны Фу Па оставил ее с матерью в разрушенном склепе как раз Гневной Дены. Потом мама рассказывала, что они признали в Фу колдунью по тому, что, стоило ей начать ползать, ее ночь за ночью обнаруживали хихикающей среди храмовых костей.
Идол склепа раскинула шесть истертых рук, державших компас, молот, посох, покрывало, корзину и ворону. Колесо телеги служило ей короной.
Майкала. Покровительница изнуренных путников. Определенно добродетельная. Фу поклонилась своей прародительнице, отстранила выцветшую вороношелковую занавеску дверного проема и подхватила с порога свои сандалии.
Подлец все еще дрых на куче веток под карнизом склепа. Остальные Вороны расхаживали взад-вперед, скручивая спальные коврики и отряхивая плащи. Они странным образом обходили костер, где Па присматривал за дымящейся сковородкой и растущей кипой хлеблинов.
Скреб-скреб-скреб притянуло взгляд Фу к виновнику этого звука: по другую сторону костра от Па сидели лордики. Один из них водил точильным бруском по голому лезвию. Другой с мрачным видом смотрел на огонь. Они переоделись в несочетающиеся рубахи из вороношелка и штаны из запасов причастного склепа. Было сразу видно, что костюмы изгоев на них были с чужого плеча.
Рядом с ними сидела Метла, смотрительница склепа и, пожалуй, самая старая из известных Фу Ворон, а на коленях у нее свернулась Блевотка. Немногие Вороны доживали до боли в старых костях. Те, кому это удавалось, проводили последние годы, поддерживая огонь зубных чар в приютных склепах, передавая слухи и предупреждения от стаи к стае и указывая им пути, чтобы ни в одной области не собирался излишек Ворон. Волосы Метлы поседели задолго до их знакомства, ее смуглые руки пошли фиолетовыми, как ночь, пятнами от сбора и прядения вороношелка из лишайника, которым бородатились ветки деревьев. Хотя пальцы ее были узловатыми, как старые вены, они довольно проворно перебирали паутину пряжи, пока она бормотала, обращаясь к Па.