Дуайт вышел из домика. На небе светила луна, и он вдруг с удивлением осознал, что провел здесь несколько часов, что не входило в его планы. Сзади раздался скрипучий голос:
– И, черт побери, Эверс, не забудьте про слезы. И не разгуливайте с таким уверенным видом!
Дом распорядителя похорон Роберта Мандерса, где одновременно проходил и сам ритуал прощания с усопшим, располагался на северо-восточной границе Хэрроуза, над самым кладбищем. Дом венчал собою достаточно высокий холм, и зимой порой случалось так, что траурные экипажи рисковали заскользить, потеряв управление, по обледеневшей дороге. Но теперь было лето, деревья щеголяли зеленью, лужайку перед домом покрывала густая трава, и все строение напоминало скорее хорошо ухоженное жилище обычного горожанина, чем место последнего успокоения. Дуайт считал этот дом одним из лучших и красивейших в городе, и в разговорах со знакомыми не раз возмущался тем, что столь замечательное строение используется для омовения и одевания покойников, равно как и для совершения разнообразных и совершенно бессмысленных ритуальных действий. Величественная красота – и столь неуютное предназначение! И все-таки в самом доме было нечто мрачное. Несмотря на свежую зеленую краску на ставнях, ухоженный газон и чистые окна, в которых днем отражались весело бегущие по небу облака, обитатели Хэрроуз безошибочно опознавали этот дом как Дом Смерти. Именно здесь всем без исключения жителям города предстояло завершить свой земной путь.
А самым мрачным знаком смерти, возможно, были здесь деревянные ворота с аркой, ведшие от дома прямо на кладбище.
Было еще темно, когда Дуайт по склону холма, мимо белых лилий, окаймлявших дорожку, поднялся к крыльцу дома Мандерса.
Да, горничная вполне могла расслышать что-то из их с Кэрол разговоров, хотя Дуайт не знал, что именно. Но сейчас он не мог на этом сосредоточиваться. Позже он обдумает, что с этим делать. Но теперь ему предстоит встреча с Мандерсом.
Хорошо ли он к ней подготовился?
Одно дело – произносить слова скорби над телом спящей Кэрол. Совершенно другое – в домике Лафайетт, пусть и в ночь, когда Кэрол выпала из нормального течения жизни. Но во второй раз за три часа проезжая мимо дома шерифа Опала и приближаясь наконец к дому распорядителя похорон, Дуайт вдруг почувствовал, что совершенно не готов.
Это чувство сопровождало его на всем пути от главной улицы Хэрроуз к домам, где посреди обширных участков стояли дома богатейших мужчин и женщин округи. И впервые в жизни, несмотря на не отпускавшее его волнение, Дуайт ощутил себя полноправным членом этого сообщества. Благодаря «смерти» Кэрол он, Дуайт, теперь сказочно богат.
Правда, часть денег уйдет к Лафайетт, – подумал он. Но ведь Лафайетт не знает истинных размеров его богатства!
Дуайт направил лошадей на круговую дорожку, ведущую к высокому крыльцу, и сошел со ступенек экипажа. В лунном свете его черный сюртук казался синим, а пряди седых волос на голове сияли. Дуайт осмотрел дом и заметил в одном из окон мерцающий свет лампы. Да, теперь, когда в Хэрроуз явилась Болезнь, работы в этом доме прибавилось, хотя и могильщикам, и самому распорядителю похорон время от времени необходим сон. Дуайт бросил взгляд по ту сторону дома, на кладбище. Там, за деревянной аркой ворот, в неясном свете луны виднелись каменные и деревянные памятники, а в дальних концах кладбища, возле кромки леса, на столбах висели мерцающие в ночной дымке фонари.
Вот свежая могила Джона Боуи, скупо освещенная луной. Комки еще не рассохшейся земли, под которыми навеки умолк этот настырный шут.
Дуайт знал, что на кладбище нет сторожа и что местные могилы время от времени опустошают грабители, как и прочие кладбища в округе, – искать сокровища в могилах куда проще, чем грабить банки. Еще Дуайт знал, что Мандерс наверняка дома. Никто в Хэрроуз, кроме разве что Мандерса и шерифа Опала, не был так влюблен в свою работу.
Дуайт сошел на гравийную дорожку по черным ступенькам экипажа. Мелкие камешки захрустели под его подошвами, когда он пошел мимо белых лилий к каменной лестнице, ведущей к дубовой входной двери.
Дуайт знал, что Мандерс живет на втором этаже, как раз над своим офисом; а ниже, в каменном подвале, художник Норм Гастер снаряжал усопших в последний путь, воссоздавая на их застывших лицах портреты истинных королей и королев. Норм был в известном смысле местной знаменитостью, и редкие похороны проходили без того, чтобы его искусство портретиста не было специально отмечено городским обществом.
Когда Дуайт взялся за бронзовую дверную колотушку и ударил в дубовую панель, небо вспыхнуло молнией и издалека прилетел раскат грома.