Пошел дождь.
Эта девица, Фарра. Что она слышала? Что знает?
Но ее время еще не пришло. Пока не пришло.
Внутри дома послышалось движение, сопровождаемое мерцающим светом лампы. За стеклянными дверями кто-то появился. И вновь Дуайт подумал: как жаль, что это замечательное здание используется для организации таких жалких и ненужных ритуалов. Но тут дверь отворилась, и Мандерс потянулся в карман за очками.
– Мистер Эверс? – спросил он недоуменно.
Роберт Мандерс был невысок ростом, жиденькие волосенки гладко лежали по сторонам его головы, а розовые щеки придавали распорядителю похорон облик вечного ребенка – несмотря на его мрачную профессию.
– Мне очень жаль, что приходится вас беспокоить, Роберт. Я не видел света в ваших окнах, но у меня очень печальные новости, и я нуждаюсь в вашей помощи.
Произнеся эти слова, Дуайт подумал о Лафайетт – та сейчас наверняка расхаживает взад-вперед по своему домику и своим скрипучим голосом бормочет: нет, нет, все не так…
– Что произошло, мистер Эверс?
Дуайт глубоко вздохнул:
– Кэрол умерла вчера вечером.
Как это прозвучало? Правдиво? Убедительно?
Мандерс, несмотря на то что пережил тысячи подобных встреч, все еще не утратил способности сочувствовать родственникам умерших, а потому тронул промокшее плечо Дуайта.
– Примите мои соболезнования, Дуайт! Входите.
Вестибюль дома был погружен в черноту, за исключением пятна на полу, выхваченного из темноты светом лампы. Вслед за хозяином Дуайт пересек вестибюль и вошел в офис. Мандерс прошел по большому зеленому ковру и, перед тем как обойти свой рабочий стол и сесть за него, похлопал по спинке стоящий перед ним маленький стул.
Дождь возбужденно стучал по окну.
– Это была Болезнь? – спросил Мандерс, и стекла его очков отразили свет лампы.
– Нет, Роберт.
Мандерс исследовал лицо вдовца.
– Кто-нибудь ее освидетельствовал?
– Освидетельствовал?
И вновь в глубине сознания Дуайта заскрипел голос Лафайетт, явно недовольной тем, как он себя ведет, что говорит. В так хорошо отрепетированной сцене возникла заминка.
– Врач ее видел? – уточнил Мандерс. – Перед тем, как мы начнем готовить похороны, важно узнать причину смерти. Ведь это могла быть Болезнь.
Дуайт сунул руку в карман жилета и достал сложенный вдвое лист бумаги.
– Вот свидетельство, – сказал он и протянул лист Мандерсу.
Распорядитель похорон медленно прочитал документ и, подняв голову, спросил:
– Кто это написал?
(– Он обязательно спросит, кто написал это, – сказала несколько недель назад Лафайетт.)
– Мой близкий друг. Мы вместе посещали колледж.
– Вы учились в медицинском колледже?
– Нет, но мы жили вместе, – покачал головой Дуайт. – Его имя Александр Вульф. Исключительно квалифицированный практикующий врач из Чарльза. Со свидетельством что-то не так?
Мандерс вновь внимательно посмотрел на документ.
– Заключение о смерти противоречиво, как мне кажется, – проговорил он. – Здесь говорится о том, что причина смерти не определена. Это действительно так?
Дуайт кивнул. Слово противоречиво резануло его ухо.
– Но здесь также пишется, – продолжал Мандерс, – о приступах головокружения, о слабости, о затрудненном дыхании и сердечной недостаточности…
Дуайт еще раз посмотрел на свидетельство и нахмурился.
– Да, все именно так. И в чем здесь противоречие?
– Видите ли, – начал Мандерс, – я не врач и не хочу ничего дурного сказать о вашем друге, но он очень точно перечисляет все симптомы и признаки сердечного приступа, хотя делает вывод, что причина смерти неизвестна.
– Так Кэрол умерла от сердечного приступа?
Не желая отвечать за точность диагноза, Мандерс отрицательно покачал головой.
– Нет, – сказал он. – То есть да. То есть, если описание верно, ваша жена действительно могла стать жертвой сердечного приступа. Когда ее освидетельствовал врач?
– С час назад. Может быть, немного раньше.
Мандерс вновь взглянул на лист бумаги, а Дуайт продолжал:
– Я сам убедился в отсутствии у нее пульса. Прикладывал зеркало к лицу. Когда наша горничная, Фарра, увидела, что Кэрол упала, и закричала, было уже поздно что-либо делать.
– Кэрол упала?
– Рухнула как подкошенная.
Мандерс вздохнул, и суровое выражение на его лице сменилось более мягким.
– Простите меня, мистер Эверс, но вы должны понять: мне необходимо иметь полную и точную картину того, что произошло, чтобы исполнить свои обязанности максимально эффективно и профессионально. Знали бы вы, сколько в подобных делах ошибок! Неправильно выписанные свидетельства о смерти, неверно указанные причины смерти, сокрытие некоторых существенных деталей. Я понимаю – вы угнетены болью утраты, и я не хотел вас оскорбить.