Она не протестовала против глупостей, которые я шептала на ухо. Ей хотелось услышать слова надежды. Даже если мы обе знали, что они не имеют никакого веса. Чем может помочь пятнадцатилетняя девчонка?
Я не преувеличивала опасения. В дальнейшем одна из учениц пансиона попала в тюрьм
и Ньюгейт исковеркал всю ее жизнь. Но Клара избежала подобной судьбы. Ценой нашей дружбы.
В ту ночь она приоткрыла мне первую семейную тайну. Я и не подозревала тогда, что пришлось пережить Кларе перед приходом в пансион. Я жила подобно цветку в оранжерее, мирские тяготы отводил в сторону мой отец. Лишь спустя много лет я начала действительно ценить его опеку. Скупость щедро перекрывалась другими достоинствами отца. Но тогда, в пятнадцать, мне казалось, что хуже скаредности ничего быть не может.
В декабре у меня появилась новая тайна. Я начала писать стихи. Увы, я не могла поделиться ими ни с кем кроме Клары. Признанной поэтессой нашего заведения слыла Мэри Робинсон, а я давно поняла, что не стоит перебегать ей дорогу. Мисс Лоррингтон души в ней не чаяла и часто Мэри использовала свое обаяние чтобы пожаловаться на одну из учениц. Обычно мишенью нападок становилась я. Как бы я не старалось, но неприязнь к Мэри Робинсон легко читалась в моих глазах. Клара намного лучше владела своими чувствами.
Я старалась изо всех сил - зубрила глаголы, решала примеры, читала пыльные фолианты. Мое восхищение мисс Лоррингтон заставляло меня искать ее симпатии. Но прилежание пропадало втуне. Учительница замечала одну лишь Мэри и только с ней делилась своей житейской мудростью и заботой. Меня поражало, что со всеми присущими ей знаниями, она не может рассмотреть за фальшивым фасадом характер любимицы. Мэри очень рано научилась лицедейству, в последствии ставшем ее профессией. Каждое слово, улыбка для мисс Лоррингтон преследовали одну цель - быть в центре внимания, слыть королевой. А нам, остальным, оставалось лишь подчиняться распорядку дня и строгим заданиям.
Поэтому я не хотела афишировать новое увлечение. А мне так хотелось советов хозяйки пансиона! Клару не очень интересовала поэзия, она хвалила меня, но бывало засыпала читая мои произведения, что, как на это не посмотреть, не способствует укреплению авторского духа.
Стихи были пронизаны девичьей мечтой о близкой любви. Во сне мне являлся таинственный возлюбленный и звал за собой в страну грез. Просыпаясь поутру, я спешила записать стыдливые строки о голубых глазах любимого. Сумев запечатлеть волшебное мгновение в словах, я была почти счастлива. Пока не перечитывала написанное и не хотела разорвать его на клочки.
К Рождеству я ждала письма из дома. Я скучала по Джейн, да чего уж греха таить, по всей семьи. Но из намеков матери, я поняла, что на Рождество за мной не приедут. Девочки предвкушали веселые праздники, вышивали платки на подарки и заканчивали акварели, а я становилась все мрачней день ото дня. Дело не только в том, что скупость отца испортит мне праздник, к этому я душевно подготовилась. Но Клара молчала. Клара не приглашала меня к себе. А ведь она обмолвилась, что за ней приедет брат, Кристиан. Она знала, что я останусь совсем одна с пьяной мисс Лоррингтон, даже Мэри Робинсон забирают домой. и все же она не посчитала нужным предложить мне отпраздновать с ее семьей.
Я, конечно, ничего не сказала. Все таки гордость и воспитание не позволяли навязываться. Но обида клубилась темным облаком над нашей дружбой и мешала наслаждаться последними днями до вынужденного одиночества. От Клары не укрылось мое настроение, но она не решалась встретиться со мною взглядом и поговорить напрямик. По своей привычке, Клара пыталась замолить свою вину любыми способами кроме прямого разговора. Она приносила книги из библиотеки, забиралась со мной ночью на крышу смотреть звезды. Со стороны казалось, что наша дружба крепчает, а на самом деле, мы перестали делиться сокровенным. Я не могла понять причин, почему она стесняется показать меня своей семье. Клара же, старалась избегать моих вопросов.
Письма для Клары приходили и сама она отправляла не мало. Я иногда читала ей мои письма вслух, но она держала свои в секрете. Клара могла бы, если захотела, в одном из посланий домой попросить разрешения на мой приезд. Даже если родители отказали, почему она не может рассказать мне об этом? На них я бы не могла таить обиду и поняла бы ее положение. Меня задевало молчание.
За три дня до Рождества, Клара уехала домой.
В тот день я помогала Кларе собирать чемодан. Наверное, в моих глазах стояли слезы, потому что Клара складывала вещи с опущенной головой. Мы молчали, а я мысленно проговаривала все то, что сказала бы вслух будь мы близки как раньше.