Присев в кресло возле окна, он смотрел на закат, разливавший по небу багровое свечение. Элеонора, поднявшись, тихо подошла и обняла его за плечи.
— Возвращайся скорее, Остин. Здесь так тоскливо! Ты вносишь оживление в наш замкнутый мирок, — прошептала она, касаясь губами его уха. — И мне здесь так одиноко!
— Почему ты чувствуешь себя одинокой, Элеонора? Ведь вокруг тебя столько чистых и светлых душ, нуждающихся в твоей любви, — ответил граф. — Я уверен, что они любят тебя и восхищаются тобой со всем пылом восторженной юности!
— Всё это не то, разве ты не понимаешь, Остин?! — на этот раз в её отчаянном восклицании не было притворства. — Ни одна девочка не заменит мне мужское плечо, не даст мне того внимания и тепла, по которому я так соскучилась!
Её шёпот становился всё более страстным, она всё ближе прижималась к плечу графа. Лорд Трампл повернул голову и увидел, что Элеонора уселась на подлокотник его кресла, а её глубокое декольте оказалась в опасной близости от его лица. Сладкий дурманящий аромат ворвался в его ноздри, её рука властно обняла его шею, а пальчики игриво запутались в его густых волосах. Опытная обольстительница, она разбудила в Остине самые низменные желания: схватить её, бросить на кровать и, задрав пышные юбки, дать волю своему темпераменту.
Граф напрягся, сжал кулаки и медленно поднялся из кресла. Нет, не для того он несколько лет провёл на континенте, не для того страдал и сдерживал свои страстные порывы, чтобы сейчас пасть жертвой очередной кокетки. Судорожно вздохнув, Трампл обернулся к женщине.
— Мадемуазель Девернье, — холод в его голосе был ощутим физически, и Элеонора почувствовала, как мурашки побежали по её коже. — Если Вы выпили своё вино и получили ответы на все интересовавшие Вас вопросы, то мне хотелось бы остаться одному, с Вашего позволения, — граф отвесил в её сторону подчёркнуто-вежливый поклон.
— О, прости, прости меня! Сама не знаю, что со мной! — Элеонора попыталась изобразить смущение. — Это, наверное, вино вскружило мне голову!
Она встала и, покачивая бёдрами, направилась к двери.
— Спокойной ночи, Остин, — многозначительно прошептала мадемуазель и выскользнула за дверь.
Ещё несколько минут задыхающийся и тонущий в густом аромате её духов, несчастный Трампл метался по комнате. Физические страдания, смешавшись с болью душевной, вызванной старыми воспоминаниями, причиняли ему невыносимые мучения. «Коварная! Коварная!! — восклицал граф. — Недаром дядя предупреждал меня, просил быть осторожным!»
Если бы Остин узнал, что его светлая мечта, его чистый ангел — Мирабель — стала невольной свидетельницей этой сцены, его страдания стали бы в десять раз мучительней. А Мирабель, вызванная звонком из комнаты виконта, видела мадемуазель Девернье, сидящую на коленях у графа. Так, по крайней мере, показалась девушке, взглянувшей снизу на окошко графских покоев. И в ту минуту, когда Элеонора интимным голосом пожелала Трамплу спокойной ночи, Мирабель спускалась по лестнице из покоев Антуана фон Эссекса и прекрасно расслышала каждое слово.
«Он соблазнил мадемуазель Девернье! — с ужасом думала девочка. — Даже мадемуазель, взрослая и имеющая опыт общения с мужчинами, не устояла против его чар. Мне действительно нужно держаться как можно дальше от графа Нортгемптонширского!»
IX Поездка в имение
Утром следующего дня вся школа вышла во двор, чтобы проводить графа Остина Трампла. Оседлав своего скакуна, граф последний раз махнул рукой и умчался, оставив за собой столбы пыли. На сердце у него было тяжело и неспокойно.
«Хвала Господу, он уехал!» — подумала про себя мисс Макнот.
«Как жаль, что он так поспешно уехал!» — вздохнула мадемуазель Девернье.
«Уехал, чтобы вскоре вернуться вновь!» — со слезой умиления в глазах прошептал старый виконт фон Эссекс.
Размеренная жизнь школы быстро вошла в свою прежнюю колею. Мирабель, возможно, очень скоро совсем забыла бы графа, если бы не разговоры соучениц и если бы не сны, в которых её преследовал взгляд графа — то весёлый и ласковый, как в первые дни знакомства, то угрюмый, несчастный и вопрощающий, как в последний день перед его отъездом.
Мирабель боялась и стыдилась этих снов. По утрам в часовне и по воскресеньям в церкви она молилась только об одном: чтобы Господь избавил её от этого наваждения. Через некоторое время небо, похоже, вняло её мольбам: граф снился ей всё реже и реже.