На дворе стояло лето, и у Мирабели была масса дел, начиная учёбой и заканчивая работой в оранжерее. Её сердце ещё не проснулось для любви, душа её была спокойна и чиста, ничто не смущало её покоя и не туманило её взгляд.
Она молода и прекрасна была,
И чистой Мадонной осталась,
Как зеркало речки спокойной, светла.
Как сердце моё разрывалось!
***
Остин Трампл вернулся в своё имение и с головой ушёл в хозяйственные заботы.
Прибыл новый управляющий — Джон Хендрикс, и граф знакомил его с имением. Остину понравился этот молодой человек: неглупый и сообразительный, он быстро разобрался во всех делах, и смело взялся за ведение хозяйства. Обладая нестандартным мышлением, Джон, с позволения хозяина, внёс некоторые усовершенствования и в распределении пастбищ для овец и коров, и в планах посевной кампании, что обещало новые прибыли.
Новорожденный мальчик, взятый графом под опёку, порадовал Остина своим цветущим видом: за те несколько недель, что граф провёл у дядюшки, малыш, для которого наняли кормилицу, порозовел, щёчки его округлились. Ребёнок уже уверенно держал головку и начинал гулить, едва в поле его зрения попадал кто-то из взрослых. Кормилица уверяла графа, что никогда ещё не видела таких крепких и очаровательных детишек.
Пора было окрестить младенца. Граф решил выступить в роли крёстного отца. Крёстной матерью вызвалась быть экономка, ухаживавшая за мальчиком с самого его рождения. В солнечный воскресный день в часовне, расположенной в хозяйском крыле здания, собрались граф, облачённый в строгий чёрный сюртук и белую блузу с кружевным жабо, новый управляющий графа, Джон Хендрикс, тоже приодевшийся по такому торжественному поводу, и экономка графа, мисс Грэй в своём лучшем синем платье с оборками. Когда все были в сборе, вошла кормилица с младенцем на руках. Ребёнок был одет в белую распашонку и завёрнут в кружевную пелёнку. Специально приглашённый пастор провёл обряд крещения.
— Добро пожаловать в лоно христианской церкви, раб божий Дэвид Макгуэр! — в завершение молитвы воскликнул священник.
В честь новокрещённого был устроен торжественный обед, во время которого все вспоминали родителей мальчика. Сам же Дэвид мирно спал на коленях у кормилицы.
— Он так спокойно вёл себя во время крещения! — восхищалась мисс Грэй. — Похоже, он даже не испугался!
— Нет, он совсем не испугался, — весело поддержал граф. — Маленький герой даже засмеялся, когда его окропили холодной водой!
— Это хорошая примета! — заметила кормилица. — Значит, у ребёнка светлая душа.
После обеда все разошлись по своим делам, а маленький Дэвид вместе с кормилицей отправился в специально выделенную для них комнату.
Так шло время. Граф часто посещал мануфактуру и плавильный заводик, искал новых покупателей на их продукцию и заключал выгодные сделки. Финансовое положение графа и ранее не было бедственным, но теперь его состояние обещало удвоиться. «Что ж, годы учёбы на континенте не были напрасны, — думал Трампл. — Слава Богу, теперь я способен применить свои знания на деле».
Занимаясь собственными делами, Остин, однако, не забывал о своих обещаниях и поддерживал переписку с виконтом фон Эссексом. Уже чрез полтора месяца после своего отъезда из школы граф организовал поставку полотна и шерстяной ткани для девочек-сирот. «Дорогой дядюшка, — писал он. — Надеюсь, к следующему моему визиту все девочки будут иметь по два тёплых зимних платья, а их кровати будут застланы новыми белыми простынями и теплыми шерстяными пледами». Заботясь о школе, Остин не раз думал, что таким образом он хоть немного заботится и о Мирабель.
В течение дня у Трампла было множество хлопот, но вечерами граф оставался наедине с собой и своими горькими воспоминаниями. Прошлое, отступавшее при свете дня, ночью вновь возвращалось к Остину. Сейчас, когда он вернулся в Англию, оно новой силой навалилось на мужчину. Остин уже несколько лет страдал бессонницей, а когда, наконец, забывался сном, то словно проваливался в преисподнюю своей души, полную боли и терзаний.
Если бы кто-нибудь увидел спящего графа, то непременно испугался бы и за здоровье графа, и даже за его жизнь. Терзаемый кошмарами, он то вскрикивал во сне, то тихо и жалобно стонал. Иногда он вздрагивал всем телом, иногда начинал метаться на своём ложе, словно простыни душили его. Даже пара стаканчиков бренди перед сном не спасла его от этих мучений. Напротив, оглушенный выпитым, граф иногда на несколько мгновений переставал дышать во сне, и в такие моменты сердце его замедляло свой темп, рискуя остановиться навсегда.