«Это я, лишь я один во всём виноват, — думал он. — Ведь знал, знал же я, что не суждено мне обрести счастье в кругу семьи и детей. Знал, что мой род обречён на гибель, и что любая женщина, которая рискнёт принять мою любовь и стать моей женой, погибнет вместе с ним. Но нет! Я не пожелал внять гласу судьбы, я воспротивился року! И теперь малютка Мирабель стоит на краю могилы, а я, живой и здоровый, вынужден смотреть, как с каждой минутой угасает её жизнь… Поистине, Господи, ты не мог выбрать для меня худшего наказания!»
Торжество было отменено, но приехавшие издалека гости, с разрешения леди Мейплстон, не спешили покидать её гостеприимный дом: все беспокоились за юную наследницу герцогини, все хотели дождаться того момента, когда девушка очнётся. Прошёл день, а за ним и ночь; герцогиня, граф и доктор Малкис по очереди сменяли друг друга у постели больной, однако девушка всё так же оставалась без сознания.
Доктор утверждал, что раз юной леди не становится хуже, то это хороший знак, — но Остин всё больше и больше терял надежду, и всё больше терзал себя за то, что стал причиной всех бед. Ни попытки прибывшего на венчание фон Эссекса поговорить с племянником, ни увещевания доктора не приносили молодому человеку утешения. Наверное, ещё пару дней этого напряжённого ожидания, ещё несколько суток этой непрерывной муки — и Трампл сам заболел бы или решился бы на какой-либо отчаянный поступок. К счастью, молодость и здоровье Мирабели, а так же снадобье ворожеи сделали своё дело — и к вечеру второго дня девушка пришла в себя.
***
Сознание возвращалась к Мирабели постепенно. Вначале она почувствовала запах: в Лондоне царила осень, и во дворах и садах жгли опавшую листву. Этот горьковатый аромат был первым, что ощутила девушка. Не в силах вспомнить, где она и что с ней, Мирабель попыталась открыть глаза, но ощутила в них жуткую резь, и вынуждена была зажмуриться с такой силой, что выступили слёзы. Не открывая глаз, мисс Макнот начала прислушиваться.
Странные тихие звуки, раздававшиеся совсем неподалёку от её изголовья, не на шутку встревожили девушку, и она вновь попыталась открыть глаза. На сей раз попытка была более успешной: вначале перед её взором была лишь смазанная картинка без чётких линий. Однако постепенно взор Мирабели приобрёл былую ясность и первым, кого она увидела, был её жених — граф Нортгемптонширский. Несчастный граф не мог смириться с произошедшим, не мог простить себе свою мнимую вину. Терзаемый бессильной яростью, он наказывал себя тем, что почти ни на минуту не покидал спальни своей наречённой, опасаясь пропустить или её пробуждение, или — последний вздох…
Глаза Остина были закрыты, голова покоилась на спинке кресла, но видно было, что он не спит: пальцы его сжимали ручки сиденья так, что побелели костяшки пальцев. Губы графа были плотно сжаты, на щеке перекатывался желвак, а из груди вырывалось хриплое тяжёлое дыхание. Казалось, что какая-то невидимая, но жестокая рука мучает Остина, терзает его внутренности. «Мирабель, — со стоном пробормотал он, — Мирабель!..»
Мирабель, которая совершенно не помнила последних событий, с недоумением и некоторым ужасом взирала на эту картину. Лицо графа, потемневшее от горя и усталости, показалось ей чужим и незнакомым, словно постаревшим на десяток лет. В сердце девушки горячей искрой вспыхнуло сострадание к Остину. Она попыталась окликнуть Трампла, но из её пересохшего горла не вырвалось ни звука. Тогда Мирабель медленно, с трудом подняла руку и своими холодными, всё ещё слабыми пальчиками коснулась сжатого кулака графа.
Эффект был поразительным! Остин содрогнулся, словно его окатили ледяной водой, и воззрился на Мирабель глазами, на дне которых мутными волнами плескалось безумие. Несколько мгновений он безмолвно смотрел в её глаза, после чего каким-то образом сполз с кресла и оказался стоящим на коленях подле её ложа. Лицо Остина передёрнулось болезненной судорогой, он ухватился за протянутую ему руку и уткнулся лицом в ладонь Мирабели.
Всё ещё не понимая, что происходит, смотрела она на склонённый к ней русый затылок Остина, на его тяжёлые, необъяснимо вздрагивающие плечи. Лишь почувствовав влагу на своей ладони, девушка поняла, что граф плачет! Это был первый — и единственный в жизни — раз, когда Мирабель видела слёзы своего возлюбленного. Мисс Макнот вновь попыталась заговорить, однако голос по-прежнему не слушался её, и тогда Мирабель отняла у Остина руку, заставив его, наконец, поднять голову.