Остин схватил подготовленный для него с вечера кувшин с холодной водой, склонился над тазиком для умывания, и медленно вылил заледеневшую за ночь воду себе на голову. Растер по лицу струйки воды, стекающие с волос. Повесил на шею полотенце и вновь осторожно, искоса взглянул на зеркало. И не увидел в нем ничего необычного. Всего лишь отражение спальни. Смятой постели. И собственного смятого, словно простынь, лица.
«Я должен узнать, как чувствует себя мисс Макнот, — решил лорд Трампл. — Напишу записку леди Мейплстон, попрошу разрешения нанести визит». Отправив посыльного, Остин почувствовал, что напряжение отпускает его. Тревога, охватившая его после того, как он вспомнил свое ночное видение, немного отступила, затаилась где-то за грудиной.
Весь день он дожидался ответа от Ее Светлости герцогини Мейплстон. Когда часы в холле пробили девять вечера, Остин вдруг понял, что ответа может и не быть. Он ведь сообщил и своему дяде, и бабушке Мирабели, что собирается расторгнуть помолвку и уехать в Нортгемптоншир. Одобрения не дождался ни от кого из них.
«Возможно, леди Мейплстон больше никогда не удостоит меня даже взгляда. И ее дом окажется навсегда закрыт для последнего графа Нортгемптонширского», — эта мысль отравленной стрелой вонзилась в грудь. Мужчина тяжело поднялся из-за стола, за которым ужинал в гнетущей тишине, и перебрался в стоявшее у камина кресло.
Откинув голову на спинку, он устало прикрыл глаза. Ложиться отдыхать было рано. Заниматься делами — поздно. Читать книги? Наведаться в Уайтс? На это не было сил. «Такая жизнь ждет тебя и в дальнейшем, Остин!» — пришла в голову мысль, от которой стало зябко.
«Я просто посижу здесь, у камина, еще пару часов. Возможно, я еще получу ответ на свою записку. Еще только девять вечера. Время есть».
XXXX Под покровом тьмы
Без четверти десять за окнами столовой, в которой все еще сидел задумчиво-отрешенный граф Нортгемптонширский, раздался грохот колес. Он затих прямо у парадного входа. Но Остин не обратил внимания на этот шум. Мужчина приоткрыл глаза лишь тогда, когда услышал стук дверного молотка, извещавшего о чьем-то визите.
«Посыльный?» — всколыхнулась в нем надежда.
Через пару минут в столовую вошел дворецкий и, поклонившись, доложил:
— Ваша светлость! К Вам прибыл посыльный от Ее Сиятельства герцогини Мейплстон. Он настаивает, что должен передать Вам письмо лично.
— Да-да! Проводите его сюда, — тут же потребовал граф.
Еще через минуту в погруженную в вечерний сумрак столовую вошел хрупкий юноша, укутанный в длинный плащ так, что не видно было даже его носа. Голову молодого человека скрывала широкополая шляпа.
— Я — граф Трампл. Где письмо? — требовательно протягивая руку, вопросил Остин.
— Вот оно, Ваша Светлость. Мне велено дождаться ответа, — проговорил посыльный сиплым, словно простуженным голосом и протянул хозяину дома небольшой конверт.
— Хорошо, присядьте, — лорд Трампл кивнул юноше на ближайший стул и нетерпеливо взломал печать.
На аккуратно сложенном листе, который нашелся в конверте, Остин обнаружил всего четыре строки. Его сердце споткнулось и замерло в ожидании роковых слов, которые означали бы, что он больше никогда не сможет переступить порог дома, в котором живет его возлюбленная. Он поспешно приблизился к столу, на котором в начищенном серебряном подсвечнике все еще теплились две свечи.
Остин поднес письмо к свету…
«Ты от меня не сможешь ускользнуть.
Моим ты будешь до последних дней.
С любовью связан жизненный мой путь,
И кончиться он должен вместе с ней».
— Что все это значит? — граф поднял взгляд на посыльного и замер…
Юноша медленно развязал тесемки у горла и скинул плащ на стул. Затем поднял тонкие руки, обнажив изящные запястья, до этого скрытые кружевными манжетами, и стянул с головы шляпу. По узким плечам рассыпались темные волнистые локоны.
— Мирабель?! О, Господи, Мирабель!
Трампл замер, не решаясь подойти к любимой. Не решаясь прикоснуться к ней. И не находя слов, чтобы выразить охватившее его смятение. Он просто стоял, чуть покачиваясь, словно две противоположные силы тянули его вперед и отталкивали назад. Тонкий листок смялся в его чуть задрожавшей руке. Сердце… Его бедное сердце, всего пару минут назад сжатое тисками горя, сейчас, получив внезапную свободу, взорвалось бешеным ритмом.
Мирабель стояла перед ним — такая же взволнованная, с гордо приподнятым подбородком, с влажно мерцающими глазами и приоткрытыми губками, которые она время от времени чуть прикусывала, пытаясь справиться с собственной тревогой.