— А если вместе с казаками?
— Тогда до сорока дотянем... — подумав, надбавил губернатор. — Но вряд ли больше, Болеслав Янович. Зубатовцы, гады, так и прут напролом. Сулят райскую жизнь, большие пенсии, показательные процессы. Короче, охмуряют электорат почем зря. У них тут под Мамаевым курганом что-то вроде подпольного обкома...
— Борис Александрович! — сурово перебил я. — Вы не в детсаде, и я вам не нянька. Впереди у вас день, ищите резервы. Обком обкомом, но рядовой избиратель всегда предпочтет лысому столичному журавлю местную синицу в руке. Найдите до завтра эту синицу. Задействуйте всех, кого можно и нельзя. Ветеранов, дачевладельцев, филателистов, собаководов, рыболовов, любителей кактусов... Встречайтесь лично. Намекайте на целевые выплаты из губернаторского фонда... В общем, если желаете с нами дружить, — обеспечьте хотя бы пятьдесят один процент по области. Полсотни и еще один. Уяснили?
— Уяснил... — после паузы вздохнул Завгородний. — Трудно, понятно. Но раз надо, то будем бороться и искать.
Очевидно, мои слова о дружбе губернатор понял правильно. Дотационным регионам сейчас надлежит не рыпаться, а собирать голоса электората в общую копилку. Иначе при выдаче материальной помощи буква «В» может вдруг оказаться в конце списка. По ошибке. Министр финансов Лелик Гурвич, знаете ли, не филолог. Путаница с алфавитом ему простительна.
Теперь замигала лампочка к западу от Волгограда. Губернатор Воронежской области Олег Якушкин был уже на связи. Покончив с приветствиями, я сразу взял быка за рога.
— Сколько соберете?
Я был готов к худшему: родной край поэта Никитина традиционно голосовал за левых. Своего губернатора мы подсадили сюда чудом. Едва-едва слепили ему имидж независимого кандидата и борца с коррупцией.
— От шестидесяти пяти до семидесяти, — гордо проговорил Якушкин. — А то и больше возьмем. Смотря по погоде.
Для Воронежа это было слишком, учитывая их бюджетные дыры. Неправдоподобно, подозрительно много.
— Что-то больно жирно, Олег Валерьянович, — вслух усомнился я. — Перебираете. Откуда такая роскошь в центре России? Неужто Минфин полюбил вас в обход других?
— Пока справляемся своими силами, — довольно хмыкнул воронежский губернатор. — Нашлись ресурсы. Хватило и бюджетникам, и ветеранам, и студентам. Даже культпросвету подкинули чуток, на реставрацию памятника Никитину...
На карте быстро перемигнулись десятка три огоньков сразу. Из селектора послышались досадливые междометия. Начальники прочих региональных штабов ревниво обсуждали будущий успех своего коллеги. Ради таких сюрпризов и стоит проводить наши переклички.
— Может, поделитесь секретом? — предложил я Олегу. — Или у вас «ноу-хау»?
— Для своих — никаких секретов, Болеслав Янович, — счастливым тоном произнес Якушкин. — Фактически деньги упали с неба. Мы у себя в области немножко скорректировали государственную символику. На три месяца, по контракту с «Пепси».
— Как это «немножко скорректировали»? — не понял я. — Нашего гербового орла поменяли на двуглавую бутылку?
— До герба дело не дошло, — объяснил воронежский губернатор. — Хватило флага. Мы заметили, что в основе российского триколора и товарного знака «Пепси» одни и те же цвета. Белый, красный, синий — только в разном порядке. Вот мы у себя и привели порядок в соответствие. А местное отделение фирмы сделало солидное вливание в бюджет...
Я прикинул все плюсы и минусы рискованной затеи Якушкина. Плюсы все-таки перевешивали. Конечно, подумал я, выходка губернатора попахивает явным кощунством. Однако — если вдуматься — кощунством ничуть не большим, чем мои выборы в президенты усопшего Президента. Мы с Олегом Валерьяновичем стоим друг друга. Я могу его отчитать, но не имею морального права делать это всерьез. Тем более, если должностной цинизм губернатора уже принес реальные деньги областной казне. Победителей не судят.
— Но что говорят простые воронежцы? — для приличия поинтересовался я. — Не протестуют?
— Народ безмолвствует, — заверил меня Якушкин. — Старшее поколение вообще не реагирует на символику. Флаги себе и флаги. Подумаешь, полоски вчера так, сегодня эдак... А молодым даже нравится. Они теперь выбирают сразу два «П» в одном флаконе — пепси и Президента.
— А оппозиция? Не встала на дыбы?
— С чего бы? — Олег Валерьянович опять довольно хмыкнул. — Зубатовцы наш триколор в упор не видят. У них-то свое знамя, красное. Так мы его и не трогаем...
Скорее всего, губернатор тщательно продумал свою идею. Но ставить Якушкина в пример другим было бы крайне опрометчиво: флаг все-таки у нас один, на всех его не хватит. Не желая искушать остальные субъекты Федерации воронежским опытом, я быстренько переключился на другой регион.
Буквы «Г», «Д», «Е», «Ж» и «З» никаких сюрпризов не принесли.
Вице-губернатор Иркутска Андрюша Миллер завел речь о семидесяти двух процентах — в обмен на треть угольных квот по региону. Я согласился бы отдать им и половину; только куда они денут этот несчастный уголь? У всех полно.
Из Калуги стали выпрашивать на оборонку полтора миллиона долларов сверх лимита, обещая при этом ничтожные тридцать семь процентов «за». «Ско-о-о-олько?!» — стальным голосом переспросил я. «Сорок семь», — туг же поправился глава калужской администрации. Сговорились на миллионе взаимозачетом и пятидесяти трех процентах.
Из Липецка, Махачкалы и Орла синхронно доложили о грядущих пятидесяти процентах. Круглым числам я не доверял, а потому выколотил из них еще по единичке с носа.
В Ростове-на-Дону губернатор Михаил Якубовский переманил у зубатовского штаба народную целительницу Бабку Варю, что могло поднять шансы Президента аж до пятидесяти восьми процентов. «...Бабка Варя — наш местный Чумак! — бархатным голосом вещал Якубовский. — У нее телеэфир в прайм-тайм и железная справка из психбольницы. Она уже неделю заряжает портрет Президента. Если надо, она может выступить хоть в день выборов, и ей ничего за это не будет...».
После Ростова косяком пошли регионы, где даже пятьдесят процентов мне давали без гарантии. Чередуя попеременно крупные угрозы и мелкие посулы, я припер к стенке Рязань с Самарой. Саратовского губернатора я умаслил твердым обещанием присвоить его главному городу официальный статус «столицы Поволжья». (Без субвенций из бюджета это звание весило примерно столько же, сколько титул «столицы Евразии» или «столицы Вселенной».) Смоленск хотел новый железнодорожный вокзал взамен старого речного. Сыктывкар — субсидий для переработчиков бывшего зеленого друга. Тамбов — открытия местного филиала Федерального казначейства, и чтобы назначить туда непременно женщину, поскольку мужик скоро проворуется...
В самый разгар дискуссии о тамбовском казначействе я вдруг увидел, как референт Петя, сидящий за столом напротив, беззвучно подает мне какие-то знаки.
Я оглянулся: в дверях стояла моя секретарша. Это означало, что в приемной меня дожидается срочный телефонный разговор. Сверхважный. Просто важные разговоры Ксении было велено тормозить до конца селекторной переклички.
Не прерывая тамбовчанина, я вслед за Ксенией выскользнул в приемную и увидел там целых два телефонных аппарата в положении «наготове». Серый (оперсвязь Баландина). И крапчатый (начальник кремлевской охраны). Господи, что еще за срочности?
Ксения тактично убралась в коридор, а я схватил серую трубку.
Пресс-секретарь Баландин звонил из своей машины. Обиженным тоном он сообщил, что прокатился до Крылатского зазря. Оказывается, Анна уже выехала из дому, примерно с полчаса назад. Куда? Точно не в Завидово, но куда и по какому маршруту, нет сведений.
— Нет сведений? — механически переспросил я. — То есть как это нет?
— Она никому не объяснила, — скупо отозвался Иван Алексеевич. «Вам самому видней!» — прозвучало в его голосе. Именины сердца закончились, и вновь Баландин счел себя обделенным. Аппетитную ложку икры пронесли мимо рта. Пресс-секретарь тонко намекал, что ему как хранителю заветных тайн президентской фамилии могли бы рассказывать и побольше. А то ему потом не наскрести на приличные мемуары.