Глаза Лешего потеплели, губы чуть заметно дрогнули, что означало улыбку и расположенность, но определить это могли только близкие люди. Точнее, один человек – Хорь.
– Да ты философ!
Не обращая внимания на подначку, Миша похлопал по рюкзаку.
– Ну, есть тут тридцать два листа калек с картированными подземельями. И город в том же масштабе, это специально, чтобы накладывать их друг на друга. И как тут разбогатеешь? За двести лет и наверху, и внизу все изменилось. Город другой, подземелья – другие. К чему привязываться? Не к чему. Какая тогда от «Описей» польза? Кто часто ходит, у того более реальные схемы есть. Не так, что ли? Ты это лучше меня знаешь. Ведь ты – Леший?
Леший молча смотрел на собеседника своим обычным взглядом.
– Я о тебе много слышал и на портрет твой налюбоваться успел, – Миша кивнул на «Доску Почета». – Мне говорили, ты честный парень…
– И что? – спросил Леший. – Тебе-то какой от всего этого толк?
– Такой, – сверкнул зубами Миша. – Может, «закинемся» как-нибудь вместе, покажешь мне, что тут и как… Я как раз хотел задержаться на пару месяцев, осмотреться…
Миша смотрел на него с хитроватым выражением провинциального идиота.
«Хороший ты парень, Миша, да нечего тебе дать, – подумал Леший. – Остается повалить и в ухо нассать…»
Он никогда не сходился с незнакомцами. Какие бы редкие вещи у них ни были…
– Ладно. Не знаю, – сказал он и поднялся из-за стола. – Там видно будет. В общем, спасибо за пиво. Вкусное.
– Ты что, уходишь? А как насчет «закидки»? Давай сейчас и договоримся!
Леший покачал головой и направился к выходу.
– Да ё-моё… Как хочешь, короче… Я ж не набиваюсь! Надумаешь, заходи сюда. Я здесь буду!
Леший, не оборачиваясь, махнул рукой.
Вариант номер один не сработал. Оставался вариант номер два.
Когда Леший вышел из кафе, южный провинциал Миша достал мобильный телефон, нажал кнопку соединения и что-то тихо произнес. Он не знал, чей это номер, не знал, кто возьмет трубку, можно считать – ничего не знал. Он знал только, что нужно сказать и что за этим последует.
– Клиент пошел, – встрепенулся Клин, и атмосфера в старом «жигуленке» мгновенно накалилась.
Ощущение легкости и согласия, появившееся после первого бокала, давно ушло. Надо было сразу уходить, видимо. Вслед за Хорем. Или вместе с ним. Что за дурацкая привычка доводить до тупика любое приятное состояние души?
Очутившись на улице, Леший подтянул под самое горло замок куртки, постоял еще зачем-то на крыльце – ага, вспомнил: закурить, – и двинулся через тесные ряды спящих машин, чтобы потом дворами срезать путь к метро. Единственный фонарь на парковке еле тлел, но черное пятно на асфальте, где сгорела его «Аскона», Леший видел хорошо. Черная бесформенная клякса, не отмытая еще осенними дождями. Кругом все заставлено машинами – здесь паркуются на ночь автовладельцы из окрестных пятиэтажек, владелец «Козерога» смотрит на это сквозь пальцы, – а зловещий кусок закопченного асфальта почему-то пуст. Может, случайность, а может, и нет. Может, это Томилин не хочет, чтобы здесь кто-то стоял? Бродит его бесприютная душа по последней парковке, шугает водителей, все ждет, когда явится Неверов со товарищи, бережет для них место… Чтобы раз и навсегда закончить начатое дело.
«Да, – подумал Леший, – это на него похоже». Аккуратный был человек Томилин. И слово всегда держал. Вот только в этот раз не повезло – ни ему, никому. И ничего тут не поделаешь.
Леший быстро пересек парковку. Мысли тоже следовали своим маршрутом, и ничего удивительного не было в том, что они плавно перетекли на керченского мужика Мишу, такого ладного, такого не по-московски загорелого, да и не мужика вовсе, а, если разобраться, вполне интеллигентного мужчину. Вот только ручищи эти огромные…
На Лешего, как это порой с ним бывает, вдруг снизошло ясное понимание правильности принятого решения. Ай да молодец, Алексей Иванович, все правильно сделал! Ну, симпатичный малый, ну, умный, приятный, ну, книга у него драгоценная… Но это не повод для знакомства! Особенно когда чужак сам проявляет инициативу. Как с бабами: вот идет она навстречу, красивая, чужая, недоступная, кажется, в лепешку бы разбился ради одной ее улыбки; но она вдруг подходит к тебе сама и предлагает трахнуться по-быстрому, не за деньги, ни-ни, а так, потому что понравился ты ей с первого взгляда. Или слышала она, будто ты такой-растакой честный мужик… И – ведь не захочется. Потому что не бывает так. Разводилово, шантаж – это бывает. Или «спидовозка», которая мстит миру за свою короткую глупую жизнь, – это тоже бывает…
«Проживем и без его книги», – подумал Леший.
Ну, подумаешь, председатель Императорской комиссии г-н Бояринов! Исходили без его помощи сотни километров под Москвой, не пропали, исходим и еще. Куда ж деваться теперь: основная жизнь уже давно внизу, а на поверхности только перерывы между «закидками»…
Он выбрался на асфальтовую дорожку, дугой пересекающую двор. Перед ним шагал, переступая длинными ногами, высокий нескладный парень. Очень сутулый и очень нескладный. Леший не помнил, откуда он возник, из кустов, наверное, здесь настоящий проходной двор, многие просто поссать забегают. Вот уж жердяй, так жердяй, подумал Леший, вот уж кому в диггеры путь заказан… Но не успел он даже как следует посочувствовать случайному попутчику, как тот вдруг остановился, словно наткнувшись на невидимое препятствие, и плавно, на пятках, развернулся на сто восемьдесят градусов. Леший увидел прямо перед собой удлиненное худощавое лицо с невероятным носом, похожим на прихлопнутого могучим ударом червя. Он еще не понял, что нужно этому жердяю, зачем он остановился, но тело уже само качнулось вправо, поднырнув под летящий навстречу кулаку. «Левша», – удивленно отметилось где-то в сознании.
С этого момента он перестал думать и рассуждать. Жердяя качнуло вперед, вслед за кулаком, Леший выпрямился и боком продвинулся в противоположном направлении, одновременно сделав подсечку. Жердяй послушно споткнулся и, протанцевав на одной ноге, рухнул, как съехавший с рельсов башенный кран. Вернее, Леший полагал, что он рухнул, потому что увидеть ничего не успел. На затылок вдруг легла невыносимая тяжесть, пригнувшая его к земле, а в следующую секунду он обнаружил прямо перед собой подсвеченные иллюминацией темные московские облака, и ощутил вспышки боли во всем теле, и понял, что лежит навзничь, а его пинают ногами куда попало. Потом раздался запыхавшийся голос:
– Потащили.
И его поволокли в ночь, выворачивая плечевые суставы. Леший попробовал подобрать под себя ноги, приподняться, но небо тут же заслонило чье-то лицо, и немедленно последовал удар по почкам. Потом зашуршали кусты, стало темно, его швырнули куда-то, спина попала на острый камень, и Леший громко вскрикнул, но крик почему-то донесся откуда-то со стороны, будто тело его все еще оставалось лежать там, на асфальтовой дорожке. Руки, которые уже шарили по его одежде, выворачивая и разрывая карманы, замерли.
– Тихо! Умри! – прошипел тот же запыхавшийся голос.
Шаги, подсекающие траву. Вкрадчивый шорох вокруг.
Пятнистые тени листьев на небе. Еще один вскрик, хотя на этот раз Леший не кричал… точно не кричал.
На лицо ему легло что-то тяжелое и шершавое, пахнущее табаком и потом. Пытается вдавить в землю, размазать, уничтожить. Леший завертел головой, но тут же получил удар кулаком.
– Лежи, сука!
– Клиент пошел, – сказал Клин. – По местам.
Барбос, не изменившись в лице, ловким движением собрал карты в колоду, закинул в карман и, выпятив губы, пошел к дорожке. Попугаю показалось даже, что он насвистывает, хотя никакого свиста он не услышал. В голове зашумело, как в испорченном радиоприемнике.
– Ну, что встал? – рыкнул на него Клин.