Благородные животные нравились Вале с детства. Сначала родители катали на пони в парке, потом Ляля доросла до покладистых, полусонных лошадей, которых кругами водили хмурые девчонки. Подростком ездила с подругой в конную школу, где довелось самостоятельно скакать по лесным тропам. С тех пор прошло четыре года, но навыки, пусть и посредственные, остались. Только бы не пришлось мчать во весь опор! Вереница всадников растянулась по узкой дороге, петлявшей между лесистыми холмами. Трое во главе с Грохотом ехали перед Валей, замыкающим был Тирль.
К полудню остро захотелось спуститься на землю. Лялька завертелась. Как быть? Кого-то вообще интересует её самочувствие? Словно в ответ на тревожные мысли послышалась команда Грохота:
– Спешиться!
Валя придержала лошадь и с тревогой посмотрела вниз. Шустрый Тирль, которого Лялька мысленно окрестила Херувимчиком, оказался рядом и тянул руки, предлагая помощь. Девушка сползла с лошади и, с трудом переставляя гудящие из-за растянутых с непривычки мышц ноги, двинулась к мелодично журчащему ручью. Там спутники расстелили импровизированную скатёрку и уставили её яствами. Валя со стоном плюхнулась на траву. Внимания на неё никто кроме Тирля не обращал. Тот уже принёс кружку чистейшей воды:
– Пейте потихоньку, ваша милость. Ледяная.
– Спасибо.
Отхлёбывая из кружки, Валя бралась то за свежий огурчик, то за ломтик сала, то за сердцевинку луковицы. Всё казалось безумно вкусным. В столпившихся на берегу ручья кустах наперебой щебетали птицы. Яркое небо казалось бесконечным. Мягкая трава баюкала, нашёптывая: отдохни, отдохни, усталый путник.
– В сёдла! – раскатисто объявил Грохот, нарушая идиллию.
– Не-е-ет, – умоляла неопытная всадница, – ещё немного дайте полежать!
Главный, словно не слышал, не дожидаясь пока парни свернут пикник, шагал к своему мерину. Тирль помог Ляльке принять вертикальное положение.
– Поспешите, ваша милость, – объяснил, – Бездонное озеро до темноты надо проехать.
Двигаться быстрее, даже если бы и хотела, Лялька не могла.
– Почему до темноты? Там разбойники?
– Берега вокруг, как стемнеет, превращаются в топи. Сгинем без следа.
Вот чудно! Что за явление такое, проделки Фелиции? – размышляла девушка, забираясь на кобылку.
Тирль протараторил, прежде чем идти к своей лошади:
– Нимфы. Днём утягивают к себе, а ночью не могут, не видят в впотьмах, вот и превращают берега в болото, чтобы никто мимо не прошмыгнул.
– Что значит, утягивают? – возмутилась Валя, – а как же мы проедем?
Ответа не получила, паренёк отбежал, вскочил в седло но вскоре догнал спутницу и, поравнявшись протянул кинжал в ножнах:
– Возьмите, ваша милость, дядька мой делает. Надёжное оружие!
Девушка поблагодарила и сунула подарок в голенище, собираясь на следующем привале, прикрутить к поясу.
– Если нападут, не стесняйтесь, – поучал Херувимчик,– бейте не жалея.
– Не жалея кинжала или того, кто нападёт?
– Сил не жалея, – сказал Тирль, хмурясь. Весёлый тон госпожи ему не понравился.
– Хорошо, – примирительно согласилась Лялька, – ударю, не жалея.
И подумала: знать бы кого.
Боль притупилась, Валя развлекала себя, воображая, как бы подруги, родня и сокурсники восприняли рассказ о её приключениях. Не поверили бы, точно. Фантазёркой Валентина не слыла, даже сочинения с великим трудом писала, поэтому и рванула в технический ВУЗ. Всё же, поделись она впечатлениями о переходах в другой мир, о королях и замках, о волшебных очках, благодатных деревьях и злобных озёрных нимфах, тут же предстанет в глазах близких выдумщицей. Никто не примет всерьёз. А приняли бы, покрутили пальцем у виска: чего, спрашивается, полезла. Лялька ругала себя за легкомысленный поступок, нет бы, послать королевскую тётку подальше, да отправляться домой! Но любопытство брало вверх, не говоря о сочувствии свергнутому Георгу. Так и ехала, покачиваясь в такт неторопливым шагам лошади, рассуждая и споря сама с собой. Ближе к вечеру заметила впереди, метров за пятьсот, ослепляющие блики.
Грохот поднял руку, все остановились. Тут же с Валей поравнялся Херувимчик.
– Ваша милость, вот, повяжите.
Он подал широкую чёрную ленту.
– Зачем? – спросила Лялька, хотя увидела, что парни, что ехали впереди, завязывают себе глаза.
– Душу надо спрятать, – тоном, каким говорят с неразумными детишками, объяснял Тирль, – нимфы, коли душу не увидят, не станут заманивать.