– Заходи!
Дверь распахнулась. Вместо милой смущённой девушки на пороге стоял уверенный, элегантно одетый мужчина за сорок. Лицо Геры изменилось. Он не здороваясь, разглядывал седеющие виски посетителя, улыбку на тонких губах, которую трудно назвать приветливой, очки в модной оправе. Мужчина был строен, высок и казался парадным портретом в дверной раме.
– Здравствуй, кого-то ждёшь?
– Мама скоро придёт, – сказал юноша так, словно хотел выпроводить гостя.
Тот шагнул в прихожую.
– Я ненадолго, в комнату можно пройти?
– Зачем?
– Я твой отец, – мужчина произнёс это как веский довод.
Он протиснулся мимо инвалидного кресла, которое Гера не удосужился подвинуть, и пошёл к тахте. Чуть помедлив, сын проехал в комнату.
– Я отец, – повторил гость чуть громче, – меня беспокоит твоя судьба.
Он говорил о том, как важно не только сделать операцию, но и оставаться под наблюдением немецких врачей не меньше полугода. Курс реабилитации необходимо пройти полностью, чтобы укрепить кости и мышцы. Разумные доводы, обещания материальной поддержки не трогали сына, тот молча любовался собственными тонкими коленями. Когда докладчик пошёл на третий круг, Гера остановил его:
– Уважаемый, Леонид Леонидович, покорнейше благодарю за вашу непомерную заботу, но смею напомнить, я в ней давно не нуждаюсь.
– Сынок! – Мужчина сполз с тахты и опустился на корточки перед инвалидным креслом. – То, что случилось, уже случилось, этого не изменить. Мы с мамой не выдержали испытание, которое обрушилось на семью. Это наша общая ошибка. Но я никогда не переставал любить тебя.
– Мне важно справиться самому, – сухо говорил Гера, – слишком долго зависел от других. Ни твоя, ни мамина, ни чья бы то ни было жалость не нужна мне.
– Совсем скоро будешь здоров. Профессор уверен в успехе. Ты поправишься, и никто никогда не посмеет жалеть тебя. Но сейчас прими помощь! Я уже дал указание перечислить средства за три месяца на счёт клиники. Зашёл, чтобы предупредить.
– И напомнить, как ты любишь безногого сына.
– Гера!
– Мог бы позвонить.
Леонид Леонидович встал, подошёл к балконной двери. Он знал, что звонить сыну бесполезно: откажется от помощи и прекратит разговор. Надеялся, что очный разговор пойдёт иначе. По всей видимости, напрасно надеялся.
– Ты рисуешь на лоджии? Не мёрзнешь?
– Мы её утеплили. Пол теперь греется. – В голосе Геры угадывалась гордость.
– Это хорошо, свежий воздух. – Леонид Леонидович огляделся. – Мать, наверное, ремонт сделает, пока ты будешь в Германии.
– Она со мной поедет. Я не хотел, но…
– С работы её отпускают? Хотя… – Отец потёр ладони. – Я могу заняться квартирой в ваше отсутствие, найму бригаду, они быстренько всё перекрасят.
– Не надо, папа! Занимайся своим домом и… и городом.
Леонид Леонидович потускнел, но быстро собрался и сказал деловым тоном, будто подводил итог совещания.
– Мнение твоё мне известно, однако действовать буду, как считаю нужным. – Он пошёл к выходу и добавил из прихожей: – за три месяца заплачу сейчас, остальное переведу по необходимости.
Через секунду щёлкнул язычок замка. Отец ушёл. Гера сидел, глядя за окно, лицо его было напряжено.
Он не любил вспоминать время, когда целыми днями ждал возможности увидеть отца, услышать его голос. Тогда вынужденное одиночество страшно угнетало. Мать старалась развлекать мальчика, приглашала ровесников, устраивала детские праздники с викторинами и подарками, но Гера ощущал себя лишним в шумной подвижной компании. Особенно его злили жалостливые взгляды взрослых, вздохи и сочувственные возгласы, которыми гости потчевали его маму. Не удивительно, что полюбил программирование. Первый крутой комп подарил отец. Как ни странно, мальчишка не увлёкся популярными играми, предпочитал создавать собственные. Сначала примитивные, потом сложнее и разнообразнее. От игрушек перешёл к более серьёзным задачам, а теперь стал известным даже на международном уровне программистом. Но как бы уверенно не чувствовал себя Гера в виртуальной среде, общение с людьми, не важно знакомыми или незнакомыми, давалось непросто.
– Сам подарил? Сегодняшний случай оказался исключением. Гера с удовольствием вспоминал смешную девочку, потерявшую собаку, и выдумывающую нелепые сказки.
– Валя, – произнёс он вслух, трогая чашку, из которой пила чай гостья.
Тёплое, мягкое имя. И сама она такая… хотелось назвать Валю родной. Но это уж слишком что-то расфантазировался.
На следующий день Гера не удержался и позвонил по оставленному девушкой телефону. Сделал вид, что интересуется судьбой собаки.