Выбрать главу

Двое других – худой старик с бородкой и парень лет двадцати, судя по очкам с треснутым стеклом, очень близорукий, потому, наверное, получил бронь, по мере приближения Дитера спрыгнули на землю. Документы они уже держали в руках, но Баум не спешил с проверкой, сперва осмотрел телегу. Так и есть – вещи, среди которых внимание унтера сразу же привлекли почти новые солдатские сапоги большого размера. Ему доводилось слышать о мародерах среди местного населения, этих крысах, которые шарят на местах расстрелов в надежде найти одежду или, если повезет, – обувь, пригодную для обмена на хлеб, картошку или сало. Сапоги по селам ценились особо, и хотя Баум не знал, откуда взялась именно эта пара, все равно брезгливо поморщился.

Сначала он потребовал документы у близорукого парня. Тот, протягивая их правой рукой, левой стащил с наголо бритой головы парусиновую кепку. Строго взглянув на штатского, Баум принялся за изучение его бумаг с такой же показной тщательностью, как перед этим разглядывал документы возницы.

Унтер-офицер даже не понял: именно привычная, даже излишняя, показная тщательность при проверке в результате стоила ему жизни.

Передав аусвайс близорукого уже вставшему рядом солдату, Дитер Баум перешел к изучению пропуска. Сперва подумал – показалось, но после убедился: нет, все верно. Парень напрягся. Его волнение для менее опытного человека, например, для армейского патрульного, прошло бы незамеченным, только вот Баума было сложно обмануть: близорукому очень хочется получить побыстрее обратно не аусвайс, а разрешение покинуть город. Чем дольше унтер держал документ у себя, тем сильнее волновался парень.

Это не обычный – привычный – страх местного населения перед немецкой формой и металлической бляхой СС на груди…

Опытный в деле проверки документов жандарм почувствовал, хотя и не мог объяснить своих ощущений самому себе: это был страх разоблачения.

Проверим…

Демонстративно сложив пропуск сначала вдвое, потом – вчетверо, Дитер Баум, не спуская глаз с близорукого, сунул документ в нагрудный карман кителя.

По его расчетам, если парень в чем-то виноват, у него должны сдать нервы.

И это случилось.

Парень в очках с треснувшим стеклом что-то пробормотал, посмотрел на своих спутников, вроде бы ища у них поддержки, потом захотел вытереть кепкой взмокший лоб. Рука дрогнула, разжалась, кепка упала ему под ноги, в дорожную пыль.

Взгляд унтер-офицера Баума невольно переключился на кепку. Всего на секунду он отвлекся – и этого оказалось достаточно.

Как и откуда в руке близорукого появилась граната, никто из двоих уцелевших жандармов объяснить после не смог. Да и по поводу всего остального путались в показаниях, ведь все произошло одновременно: закричал и полез под телегу старик, потянул из кобуры «вальтер» Баум, замахал руками возница, даже лошадь дернулась, щелкнули затворы автоматов – и граната полетела под ноги унтер-офицеру, стоявшему ближе всех к телеге.

Сам же парень для человека со слабым зрением, проявил слишком много прыти. Граната, казалось, еще летела, а он уже в длинном прыжке отскочил как можно дальше, бросился под прикрытие телеги, а когда рвануло и, перепуганно заржав, вздыбилась, рванулась с места лошадь, – подскочил, кинулся через поле к лесу, пригнувшись и петляя зайцем.

Первая очередь прошла мимо. Зато вторая срезала беглеца влет, он взмахнул руками, переломленный пополам, и упал лицом вниз. Третьей очередью расстреляли возницу, так и не поняв, чего тот хочет, выставив перед собой руки.

Этот умер сразу, как и унтер Баум.

Тяжело раненный бритоголовый парень до гестапо не доехал, скончался по дороге. Старика, последнего из менщиков, у которого даже документы проверить не успели, до гестапо все-таки довезли.

Из сбивчивого рассказа уцелевших жандармов начальник гестапо понял: все началось, стоило унтер-офицеру проявить слишком пристальное внимание к пропуску партизана. Не заняло много времени, чтобы установить: бланк настоящий, из комендатуры, вот только не выписывали в канцелярии такого пропуска – каждый факт выдачи подобного документа фиксировался в соответствующей книге с истинно немецкой бюрократической тщательностью.

Скверно не то, что кто-то наладил кражу бланков из канцелярии. Хойке даже не сомневался: это – не первый случай, и клубок придется разматывать. Плохо другое: как раз сейчас он не сможет бросить на это все свои силы.