И я эту драку почти проиграл - в решение Политбюро включили очень неприятные формулировки. В частности констатацию факта отхода Грузии и опасности заигрывания с капитализмом. То есть, удар по реформам - и это в преддверие Пленума.
И понятно, что там будет еще один бой.
Лигачев конечно все понял, и когда я ушел в свой кабинет, пошел следом
- Ну?
Я махнул рукой
- Егор, не трави. Только не говори - я тебе говорил
- Я тебе говорил.
Я стукнул кулаком по столу
- Объясни мне, что не так? Я что-то не объяснил? Ну хорошо, прокатили меня они! Дальше что? Что?!
...
- Ты понимаешь, что черный рынок был, есть и будет, вне зависимости от их голосования! С ним кто только не боролся! Без толку!
...
- А так мы приучаем людей к криминалу - по сути ведь каждый, кто купил джинсы у спекулянта морально грязен не меньше чем сам спекулянт! И делаем вид, что ничего не происходит - то есть врем сами себе.
- Я голосовал против.
- Да я видел! И что?!
Я понял, что переборщил
- Извини, Егор. И спасибо что поддержал.
Лигачев покачал головой
- Что?
- Ты так и не понял?
...
Я достал из сейфа донос Кравчука, протянул Лигачеву
- На. Читай.
Лигачев углубился в чтение. Прочитал быстро
- Вот же... сволочь - с чувством сказал он - фракционщик!
Для тех кто не в курсе - существует решение по моему еще 1921 года, запрещающее любую фракционную деятельность в партии. Его никто не отменял.
При Сталине за фракционность - расстреливали.
- Не думал, что Щербицкий на это пойдет.
- Это проблема не Щербицкого, Егор. За ним стоит его аппарат. Может, он и не хотел выступать открыто - но он в любом случае вынужден смотреть на интересы Украины узко. Отдельно от общих интересов всего СССР. И в любом случае он должен прислушиваться к своему аппарату. А он хочет наверх.
- Нет, так не пойдет. Какой он к черту руководитель получается? Надо опять Политбюро собирать.
- Позже, ближе к пленуму.
Но чего не мог представить себе, ни я, ни Лигачев...
Заседания Политбюро в обязательном порядке стенографировались, печатался протокол. В этот раз протокол был большим и необычным. И один из сотрудников аппарата ЦК поняв, что попало к нему в руки, откопировал протокол и отдельно речь Горбачева*.
И решил размножить...
* То какое впечатление тогда могли производить подобные речи - можно напомнить речь Ельцина или речь Татьяны Заславской в 1982 году. Обе речи стали легендарными и пересказывались из уст в уста
04-05 июня 1985 года
Москва
Скажем так - несколько дней пролетели почти незаметно. Раиса меня поддержала, я готовился к пленуму, дать там основной бой. Понял, в чем дело Маслюков и основательно подключился к защите меня и проектов реформ, дав команду собрать и обобщить все негативные моменты по Москве, Ленинграду и Украине. Егор обзванивал региональных партсекретарей, иногда подключался и я. Гейдар работал по югам - хотя то, что его не было на скандальном Политбюро это я запомнил. Хотя должен был быть.
Восток дело тонкое.
В общем, мы готовились в случае продолжения атаки вывалить весь компромат, обвинить наших врагов в развале работы на местах и потребовать крови. Самым уязвимым был, конечно, Гришин - Москва под боком, а он многим мозоли оттоптал, желающих поквитаться за грубость мы нашли сразу и с лихвой...
Помогал и Ельцин - сейчас он случайно уехал на Урал, и оттуда проедет по Поволжью. Встретится с важными регионалами.
В общем, настроение было бодрое, боевое. Считали голоса, прикидывали, кому и что дать и за счет кого.
И тут все вальнулось.
Попросился Громыко - дуайнен можно сказать нашего конклава. Зашел, пряча глаза.
Я как раз закончил размечать список российских секретарей - за, против, под вопросом.
- Что невесел, Андрей Андреевич? - спросил я
- Слушай, Михаил Сергеевич - сказал он - кажется, мы делов наделали.
- Мы? Мы это кто?
Громыко не обиделся
- Михаил Сергеевич. Я понимаю, ты имеешь полное право на Виктора Васильевича камень держать за пазухой, на Щербицкого. Если хочешь знать, я с Гришиным уже встречался, так ему ума вложил...
...
- Но речь не о личной обиде, не о наших разногласиях, не о той безобразной склоке, которая на Политбюро имела место. Речь об авторитете всей нашей партии, о том кто мы есть в глазах рабочего класса
- Что-то я не пойму.
Громыко какое-то время пристально всматривался в меня. Потом сказал
- Твоя речь на Политбюро гуляет по всей Москве. Перепечатывают на машинках, переписывают от руки. Вчера о ней говорили на Свободной Европе. Не знал?