Двое выпивают — чисто символически. Закусывают. Разговаривают — точнее один, тот, что в белом плаще говорит, другой слушает. Качает головой
— Опасно играешь Анвар. Опасно.
— Ничего тут нет опасного, Габдулла Ришатович — убежденно говорит тот, что в белом плаще — они же предсказуемы. Начинать надо с милиции, я не просто так там три года потерял, когда нас с Федорчуком на укрепление бросили
— Они тебя и подставили
— Подставили — соглашается Анвар — и я сделал выводы. Кто с нами тот с нами. Кто не с нами — у того в районе начинают расти показатели преступности. Кражи, грабежи, избиения. Само собой встает вопрос. А если еще и в газетку статью тиснуть — тут тебе и всё. Оргвыводы. А кто придет на смену — тот сразу выводы сделает. С нами лучше дружить, чем враждовать. Или следом полетит.
...
— А дальше можно так же поменять состав райкомов, горкомов, горисполкомов. По тому же самому принципу. Начались беспорядки, молодежные драки, разбили стекла, а то не дай Бог и демонстрацию устроили или райотдел осадили. Кто виноват? Кто за район отвечает — тот и виноват, правильно. Значит оргвыводы. Не проявил принципиальности... допустил... в результате чего. А у наших людей всё всегда хорошо будет.
...
— А если с другой стороны подойти. Неблагополучно, значит надо деньги выделять, фонды выделять, закрывать потребности. А кто молчат, сопят в свою сопелку — те перетопчутся, еще потерпят.
Габдулла Ришатович хмурится
— Ты полегче на поворотах, Анвар. Я тебя еще вот таким помню — ты тогда тоже все с места срывался, даже задачу не дослушав. Как говорится, тише едешь, шире морда.
— Я все понял, Габдулла Ришатович. Проблема начинается с того что мы друг друга кусаем, как и русские. А так нельзя. Мы все вместе должны быть. Вот так. Единым кулаком
...
— И везде должны быть наши люди. Тогда и Москва ничего сделать не сможет. От Узбекистана же отступили...
— Типун тебе на язык!
— А к нам даже не полезут.
Ночь на 05 сентября 1985 года.
Подмосковье
— Так... что будем делать, Михаил Сергеевич?
— И ты еще спрашиваешь! Рая уехала... звони ей
— Зачем?
— Извиняйся! Идиот!
— Она уехала, а извиняться мне?
— Быстро к телефону!
— Та-та-та. Тормози лаптем, деревня близко. Я в отличие от тебя, не подкаблук, по свистку на задние лапки не встаю.
— Вот дай мне только до тебя добраться... я тебя... расстреляю!
— Диалог из провинциального театра. Ты мне лучше скажи, чего она так брыкнула то? Ты с ней под три десятка лет прожил, лучше меня знаешь.
— А ты когда ей подарки дарил?
— Ну, дарил...
— Когда звонил ей? Я тебе говорил, а ты все — занят, занят.
— Звонить — зачем? Ты не видишь, работы сколько? Это еще. Подруга подкинула проблем, твою мать...
— Позвони, скажи чем занимаешься. Совета спроси.
— Чего?! Михал Сергеич, я часом не ослышался? Какого, б... совета. Я у нее мало спрашивал? Я ей институт сделал — работай!
— Да ты без Раисы Максимовны вообще ноль!
— Что? Я не ослышался?
— Иди, звони.
— Не... вот теперь уж точно — нет. Я как ты подкаблучником жить не буду
— Тогда я тебе помогать не буду! Ни в чем! Посмотрим, сколько протянешь...
— Ну, смотри. Ты бы лучше ее к порядку вовремя призвал, чем на меня сейчас наезжать.
...
— Молчишь? Ну, смотри...
Вот такая вот жизнь — не жизнь, а шиза настоящая. С женой я поругаться не успел и не сумел — она просто ушла. Зато я поругался с собственным alter ego, со вторым «я» в моей голове. Точнее, с первым — это я тут тот самый незваный гость, что хуже татарина. Сказать, что такой человек еще и управляет ядерной сверхдержавой — и крыша поедет у всех, от Вашингтона до Бонна, от Лондона до Токио.
Интересный вопрос — а кто такой Михаил Сергеевич? Настоящий, тот, который пообещал мне больше ничего не подсказывать? Он хоть понимает, что если все, так как он говорит, то он — ноль без палочки? Как там... раз мужчинка, два мужчинка. Пузо, лысина, ширинка...
Ладно, идем спать. Утро вечера мудренее
У Горбачевых — была квартира в «Брежневском» доме, они получили ее когда Михаил Сергеевич стал членом Политбюро и она осталась за ними, просто сейчас жили на даче. Квартира огромная, пустая. Совсем пустая. Утром придет домработница, но сейчас в ней нет никого. Только машины, проезжая по улице — рисовали фарами мимолетные узоры на потолке...