Оторвавшись от окна, полез с обыском в холодильник, на котором памятью о прошедшем Восьмом марта маячила в хрустальной вазе осыпающаяся веточка мимозы. Так-с, эмалированный бидон с молоком, пол-литровая банка сметаны, яйца, масленка, сырница, запечатанная зеленой фольгой бутылка с чем-то кисломолочным, кастрюля с уже отведанным супом, ярко-алая чугунная гусятница с тушеной говядиной и поставленный в кастрюльку алюминиевый дуршлаг с откинутыми отварными макаронами подозрительно серого цвета.
Не удержавшись, выудил сметану и протестировал продукт.
– Зачет, – промурлыкал я, довольно облизывая ложку. – А жизнь-то налаживается!
В прихожей быстро провел ревизию шкафа и вешалки. Определить, где моя одежда и обувь, было не сложно – я сейчас сантиметров на двадцать ниже отца. М-да… И вот это придется носить?! Нет, все чистенькое, не вытертое, не заштопанное, но все такое… такое… простое и безыскусное. Как с китайского рынка десятилетней давности. Закрыл дверцу шкафа и удрученно вздохнул. Придется привыкать. Одна надежда на то, что на общем фоне не буду выделяться в худшую сторону. Насколько помню, я еще неплохо одевался.
В комнате родителей только огляделся. В конце концов, ничего нового я там не увижу, только хорошо забытое старое. Телевизор «Рекорд» на тумбочке бара, недавно купленный чешский гарнитур с темными полированными поверхностями, пара кресел, журнальный столик и застеленная тахта. За стеклянными дверцами серванта громоздятся хрустальный сервиз и другая посуда – эдакая выставка достижений семейного хозяйства. И книги, книги в большом количестве – обязательный атрибут «приличной» квартиры. Чем больше книг, тем она приличнее. Справедливости ради надо заметить, время покупать книги «для мебели» еще не пришло: все приобретенное честно читалось всей семьей.
Добравшись до трюмо в прихожей, смог наконец спокойно себя оглядеть. Из зеркала на меня внимательно смотрит длинноногий подросток. И что я комплексовал из-за оттопыренных ушей? Ни фига не оттопырены, нормальные груздочки.
Густые темно-русые волосы непривычно длинны, никаких признаков будущих залысин. Надо что-то сделать с прической, отвык я от патл, почти целиком закрывающих уши. Конечно, помню, что мода такая была, и за право носить каждый дополнительный сантиметр волос происходили Фермопилы, но, может быть, мне в этой битве капитулировать?
Прямой лоб, чистая кожа. Слава богу, юношеские прыщи никогда не являлись моей проблемой. Брови… Я погримасничал немного: брови легко заламывались выразительным домиком. Неплохо.
Глаза серовато-зеленоватые, неравномерной окраски, с прямыми, как стрелки, неяркими ресницами. Смотрят серьезно и немного исподлобья. Нос как нос, обычный. Не большой, не маленький, не картошкой и не вздернутый, без горбинки.
Губы… Губы хорошие – девушкам нравились, а подбородок они называли решительным. Вспомнив о девушках, я мечтательно заулыбался и решил не привередничать. Внешность в мужчине – не главное, лишь подспорье. Оно у меня есть, и ладно. Отодвинулся и окинул себя взглядом еще раз.
«В целом приличный материал, жить можно», – решил я, направляясь назад в свою комнату.
Добрался до письменного стола и начал рыться в ящиках в поисках фотоальбома. Предстояло восстановить в памяти лица друзей, подруг и учителей, попытаться вспомнить их имена… Альбом нашелся в итоге не в ящиках, а на боковых полках. Я сдул с него пыль и направился к кровати, по дороге сбросив в кресло одежду.
Забился под одеяло и свернулся клубочком, пытаясь согреться. Немного подташнивало, слегка знобило, усилилась головная боль. Все же шмякнулся об стенку солидно, действительно не помешает полежать пару дней. С этими мыслями начал расслабляться, и тут меня осенило, да так, что застонал:
«Шестидневка, мать ее! Здесь же суббота – рабочий день в учебных заведениях. – Я еще раз мысленно пересчитал дни недели. – Значит, в субботу мне в школу…»
В задумчивости потрогал заклеенную лейкопластырем шишку. Ну ничего не поделаешь, надо опять выползать из норы. И я закружил по комнате в поисках портфеля. Ага, вот он, почему-то между столом и стеной.