‒ Наташ, ты что? ‒ бросилась к нам от стола встревоженная Томка.
‒ Очень за Арлена Михайловича переживает, ‒ мрачно сказал я.
Руки у Кузи взлетели и торопливо прикрыли лицо.
‒ Похвально... ‒ процедила Тыблоко, натягивая крокодилью улыбку.
‒ Позаботься о ней, ‒ подтолкнул я Наташу к Томке.
Тыблоко проводила уходящих девушек долгим взглядом, потом похлопала по скамье рядом с собой:
‒ Андрей, садись с нами, чайку погоняем.
Я нашёл свою кружку и сел, с опаской посмотрев на задумчивую Чернобурку. Из класса за столом я остался один. Помолчали, потом Мэри тишком понюхала свои пальцы и брезгливо поморщилась.
‒ Ай, что уж теперь... ‒ решительно сказала Чернобурка, до того искоса поглядывающая за ней. С этими словами она решительно достала из-под скамьи сумку и выставила заготовленный, видимо, совсем для другого случая, запас: пару бутылок армянского пятизвёздного и пакет с «Белочкой».
Сидевший чуть особняком от нас усатый сапёр заметно оживился.
Мэри, судя по всему, не употребляла в своей жизни ничего крепче травки. После первой она ощутимо обмякла, после второй ‒ полюбила весь мир и особо ‒ сидящих за столом.
Потом я не выдержал и под многозначительное молчание Тыблоко слил остатки со дна бутылки себе в чай.
‒ Третья, ‒ объявил твёрдым голосом, ‒ вечная память... И упокой душ.
Алексеич решительно кивнул и выдохнул дым под стол.
Чернобурка недовольно зыркнула, но тут Мэри начало пробивать на покаяние всем присутствующим, и настроение у оперативницы сразу переменилось.
‒ Ладно, что ни делается... ‒ чуть пьяно сказала она, поднимаясь, и торопливо поволокла Мэри из-за стола.
‒ Э... ‒ повернулась Тыблоко на внезапное бульканье.
Пока мы смотрели, как Чернобурка затаскивает свою добычу в палатку, сапёр успел раскупорить вторую и налить себе доверху.
‒ Хватит, ‒ властно прихлопнула ладонью директриса.
‒ Как скажете, ‒ покладисто согласился тот и задвигал кадыком, вливая в себя сразу всё.
‒ Чёрт усатый, ‒ недовольно ругнулась Тыблоко, ‒ спать иди.
‒ А и то верно, ‒ улыбнулся прапор, засунул в рот конфету и удалился во тьму, довольно что-то насвистывая.
Ночь окончательно сгустилась, и за границей света от костров встала густая стена непроглядности. Из неё вынырнула и помаячила у меня на виду Мелкая. Она поглядывала на меня с тревогой, я кивнул ей успокаивающе, отпуская.
‒ Хорошая девочка, ‒ прокомментировала Тыблоко, внимательно что-то во мне выглядывая.
Я промолчал.
Потом от умывальников в сторону палаток прошли Кузя с Томой.
‒ Вздул? ‒ Алексеич повёл подбородком в их сторону.
‒ Словесно... ‒ лениво махнул я рукой.
В голове приятно шумело, от брёвен тянуло теплом.
‒ Да тут уже не только вздуть можно, ‒ Тыблоко прервалась, чтобы свирепо хрустнуть солёным огурчиком, а потом многозначительно подвигала толстыми щеками.
‒ Это всегда успеется, ‒ после короткого молчания миролюбиво сказал я.
Военрук усмехнулся как-то набок и зашуршал очередным фантиком.
Я сидел, торопливо соображая: «Фактически Лексеич приказал мне Кузю прикрыть, но Тыблоко в курсе...»
‒ Кто наказывать будет? ‒ я вскинул глаза на директрису.
‒ О-о... ‒ протянула она многозначительно и быстро переглянулась с Алексеичем. ‒ А хороший вопрос, да? Хм... Теперь вот даже и не знаю.
Она сложила руки под подбородком и о чём-то задумалась, глядя на жар между брёвен. Щеки её устало обвисли, и я невольно позавидовал таланту Бидструпа.[9]
‒ А ты сможешь? ‒ вполголоса поинтересовался у меня Алексеич.
Тыблоко уставилась на меня с неожиданным интересом.
‒ О-хо-хо... ‒ протянул я.
Пришёл мой черед щуриться на то, как подёргивают сединой рдеющие угли.
Нет, в какой-то мере я её трудности понимал: если директор берётся наказывать, то, стало быть, знает, за что... А хочет ли она это показывать? Ой, вряд ли... При этом, пока в школе Лапкина, ни о какой гласности наказания речи идти не может ‒ а как можно наказать Кузю негласно?
‒ Думаю, что справедливое наказание от меня она примет... ‒ протянул я.
‒ Уверен? ‒ Алексеич придавил меня тяжёлым взглядом.
‒ Ну, в общем ‒ да, ‒ я почесал в затылке и добавил: ‒ Только вот я даже близко пока не знаю, какое наказание будет и справедливым, и полезным для неё.